Теперь, быть можетъ, инымъ придетъ въ голову вопросъ: къ чему же переводится книга, которая требуетъ въ предисловіи столькихъ оговорокъ. Но дло въ томъ что еслибы выбирать для перевода только т книги, съ которыми переводчики безусловно во всемъ согласны — то пришлось бы не выбрать ни одной. Полнаго безусловнаго согласія во всемъ не можетъ существовать между людьми, какъ бы близко ни были ихъ взгляды и убжденія. Лишать публику книги, которая заключаетъ въ себ много истинно полезнаго, потому только что въ этой книг попадаются мысли, съ которыми нельзя безусловно согласиться, было бы въ высшей степени нелпо. А что книга Эмигль XIX столтія заключаетъ въ себ много истинно полезнаго — неоспоримо. Система воспитанія, которую авторъ указываетъ родителямъ вполн разумна и подтверждается доказательствами науки. Эскиросъ, наравн съ Спенсеромъ и немногими учеными занимавшимися вопросомъ воспитанія, сказалъ обществу, что ребенокъ самостоятельная личность — и въ этомъ его великая заслуга. Если общество проникнется этой истиной — человчество сдлаетъ великій шагъ на пути развитія. Тогда съ первыхъ годовъ не будутъ гнуться и ломаться его живыя силы — силы, которымъ принадлежитъ будущее. Кром этой великой истины онъ указываетъ на многія практическія мры, которыя должны имть благодтельное вліяніе на развитіе дтства и юношества, напр. устройство выставокъ, панорамъ — и того что онъ называетъ храмовъ науки. Все это можно устроить очень дешевыми средствами, и даже еслибы дорогими, то вс подобныя траты производительны и сторицею откупятся обществу. Наконецъ Эскиросъ своей книгой указалъ идеалъ къ которому должно стремиться воспитаніе. Идеалъ Руссо былъ — воспитать добродтельнаго человка, идеалъ Эскироса — честнаго гражданина на службу обществу. Онъ могъ понимать эту службу по своему, сообразно съ условіями своей страны, но изъ этого не слдуетъ чтобы идеаль воспитанія на который онъ указываетъ, былъ ложенъ.

М. Цебрикова.

3 января 185…

Цлую долгую недлю я не былъ въ состояніи писать теб, милая Елена. Не нахожу словъ выразить теб все, что я выстрадалъ въ это время. Ужасъ тюремнаго заключенія не въ лишеніи свободы идти куда вздумается, а въ томъ уныніи, которое подавляетъ душу. Глазъ устаетъ видть все т же своды, т же столбы, т же корридоры; голова кружится въ этой живой могил, среди этихъ камней становишься камнемъ и самъ. Безъ голоса, почти безъ движенія, безъ мыслей я сидлъ истуканомъ въ своей тюрьм. Мн казалось, что у меня отняли мою собственную личность; что не я жилъ, а жила эта тюрьма, которая захватила меня какъ добычу и заключила меня въ кругъ безвыходнаго и механическаго существованія. Нужно много работать надъ собой, увряю тебя милая Елена, для того, чтобы снова стать самимъ собой. Я пережилъ дни этой работы, и теперь я снова тотъ же, чмъ былъ.

Не жди отъ меня описанія ***. Заключенный въ тюрьм не знаетъ мстности гд живетъ. Меня вывезли изъ *** при заход солнца и ночь уже наступила, когда мы прибыли сюда. Я едва могъ разглядть на черномъ неб еще боле черные силуеты каменныхъ башенъ, шпилей и остроконечныхъ крышъ: тюрьма казалось выстроенной изъ мрака. Мы вышли изъ кареты и поднялись пшкомъ по узкому проходу, высченному ступенями въ скал; онъ оканчивался у тюрьмы для государственныхъ преступниковъ. Я шелъ какъ во сн, но не смотря на то, меня поразила величественная красота зданія, внчающаго вершину мрачнаго утеса, и море, волны котораго съ ревомъ разбивались другъ о друга. Этотъ утесъ сплошная масса гранита, которая поднимается надъ песчаной степью.

Берегъ пустынный и печальный тянулся къ океану, который я узналъ издали по дрожавшему блеску его зыби. Но не всегда такъ бываетъ. При высокомъ прилив океанъ заливаетъ песчаную пустыню, съ ревомъ поднимается выше и окружаетъ утесъ своими неизмримыми клокочущими волнами.

Моя келья, изъ которой видно море, освщена узкимъ окномъ, прорубленнымъ въ толщ стны. Это даже не окно, а какъ говорятъ инженеры, бойница — и эта жалкая щель для меня открываетъ безграничное. Это окно такъ высоко, что я долженъ встать, чтобы видть вчно бгущія волны, и даже приподняться на носки. Когда я сижу — я вижу одно небо. Все равно и у меня есть свой уголъ въ природ. Я по цлымъ часамъ наблюдаю цлый рядъ явленій, которыя до сихъ поръ не останавливали мое вниманіе: смняющіеся переливы свта и тни, громъ, градъ, туманъ — словомъ мрачную и величественную красоту метеоровъ. Пусть другіе любятъ смотрть на отраженіе неба въ поверхности воды, въ которую глядятся проносясь облака; для меня эта картина оборочена. Я вижу море въ неб.

Ты видишь, что я беру свою долю въ природ. Слдя по цлымъ часамъ за облаками, я вижу въ нихъ цпи горъ и въ безграничномъ эфир синющіяся поля. Эти картины, висящія въ воздух, я знаю, призраки вызванные моею мыслью, или моими воспоминаніями. Въ одиночеств одна отрада вызывать призраки знакомой мстности и любимыхъ людей. Я люблю видть эти прекрасные сны прошедшаго въ свтломъ пространств, которое открывается надо мной. Я вижу тамъ тебя.

Неужли я дошелъ до галлюцинацій? Это было бы послднимъ наказаніемъ для ума, который боле двадцати лтъ былъ занятъ положительными науками. Я не жалуюсь. Счастливъ тотъ, который въ своемъ пораженіи можетъ найти опору въ сознаніи, что онъ защищалъ правое, честное дло. Я страдаю только отъ мысли, что я принесъ теб страданіе.

6 января 185…

Вчера, между десятымъ и одинадцатымъ часомъ, густой туманъ покрылъ весь берегъ. Здсь обычай въ такомъ случа звонить въ колоколъ. Вс колокола окрестныхъ деревень подняли непрерывный звонъ. Я тотчасъ догадался о томъ, что означалъ этотъ звонъ. Морской берегъ, который тянется отъ подножія скалъ перерзанъ болотами, лужами стоячей воды, зыбучими песками; опасность грозитъ на каждомъ шагу незнакомому съ мстностью путнику. Звонъ колокола долженъ указать ему дорогу къ подошв горы. Вечеромъ я распрашивалъ своего сторожа, семейство котораго живетъ въ деревн, и онъ сказалъ мн, что двое дтей, захваченныхъ приливомъ, были спасены смлыми прибрежными рыбаками, которые сами чуть не погибли спасая ихъ.

Ты видишь, что у меня нашлась сегодня хорошая всть, чтобы записать для тебя.

8 января 185…

Здсь дни идутъ другъ за другомъ и повторяютъ одинъ другой. Жизнь кажется однимъ безконечнымъ днемъ подавляющаго однообразія. Еслибъ еще я могъ знать, что длается за стнами тюрьмы! Если бы я могъ имть всти о теб!

Мн позволяютъ каждый день выходить на часъ или два для прогулки, на высокой площадк тюрьмы. Я употребляю время прогулки на путешествіе… глазами. До сихъ поръ я жилъ въ мстности совершенно мн незнакомой, я походилъ на мертвеца, не сознающаго, куда его бросили. Съ недлю уже я началъ знакомиться съ мстностью. Подъ вліяніемъ инстинкта, который вроятно, тюрьма прививаетъ всмъ заключеннымъ, я стараюсь запомнить видъ окрестностей. Мои глаза постоянно ищутъ новую, ускользнувшую отъ нихъ подробность; мн кажется, я теперь въ состоянія нарисовать на память очертанія береговъ изъденныхъ моремъ, заливовъ, длинныхъ мысовъ, которые тянутся до горизонта, скалъ, которыя поднимаются облитыя солнечнымъ свтомъ или до половины скрыты туманомъ дали. Я также изучилъ въ совершенств планъ тюрьмы, въ которую запертъ; красивыя архитектурныя линіи, укрпленія ея, и военныя и данныя природой, валы и ярусы стнъ опоясывающихъ скалу. Я не обдумываю планъ бгства. Другіе длали попытки бжать — и вс были неудачны. Не говоря уже о солдатахъ и тюремныхъ сторожахъ, отъ бдительности которыхъ ничто не ускользнетъ, насъ стережетъ океанъ съ своими предательскими песками и еще тысячи препятствій. Я изучаю положеніе крпости только для развлеченія. Я бгу изъ своей тюрьмы только мыслью.

10 января 185…

Знаешь ли что длаетъ со мной тюрьма! Она учитъ меня быть свободнымъ человкомъ.

Человкъ безсиленъ поработить человка. Я это все боле и боле чувствую съ каждымъ днемъ. Есть горькая радость въ сознаніи, что мы сильне угнетенія. Гранитныя стны, желзные засовы, часовые не остановятъ мысль, свтъ ея прорвется черезъ вс преграды. Воля заключеннаго борется съ волей того, кто заковалъ его въ этихъ стнахъ; побжденный онъ не сдается, и если на его сторон справедливость, онъ сильне своего побдителя. Чтобы ни длали — мысль неуловима какъ воздухъ. Закуйте члены, но совсть вамъ не достать! Это сознаніе непобдимости моего я даетъ мн великую увренность въ будущемъ. Да! я клянусь всми тюрьмами, клянусь тнью тхъ, которые погибли въ этихъ каменныхъ мшкахъ и желзныхъ клткахъ, право и свобода восторжествуютъ въ мір!