Онъ пересталъ улыбаться и задумался.

Прошло два года. Скончалась Екатерина, царствовалъ Павелъ. Петербургъ былъ неузнаваемъ. Еще такъ недавно привольная роскошная жизнь кипла въ немъ, общество жило въ свое удовольствіе, ничмъ не стсняясь; роскошь достигала баснословныхъ размровъ. День начинался поздно, ночь превращалась въ день и почти до самаго разсвта по улицамъ было большое движеніе — разъзжали кареты, развозя съ баловъ по домамъ нарядныхъ женщинъ, мчались на рысакахъ военные и статскіе франты.

Теперь печать тишины и какой-то запуганности легла на весь городъ.

Павелъ Петровичъ, въ своемъ гатчинскомъ уединеніи, слишкомъ долго слушалъ разсказы объ испорченности петербургскихъ нравовъ, слишкомъ накипло во время длинныхъ лтъ невольнаго бездйствія его горячее сердце. Съ первыхъ-же дней царствованія онъ ршилъ положить конецъ «всмъ симъ вреднымъ порядкамъ и дебошамъ».

Онъ началъ съ распущенной гвардіи и сталъ вводить въ ней свою строгую гатчинскую дисциплину. Офицеры должны были забыть и думать о штатскомъ плать, шубахъ и муфтахъ. Дорогіе, роскошные мундиры смнились самыми простыми. За малйшее послабленіе, невнимательность къ своимъ обязанностямъ, слдовало строгое наказаніе.

Караульные офицеры уже не расхаживали въ халатахъ за грибами, не выставляли женъ своихъ въ мундирахъ передъ солдатами. Императоръ самолично производилъ ежедневно разводъ полкамъ, и вс полки должны были постоянно быть наготов, собираться по первому сигналу тревоги.

И не объ одномъ только войск заботился Павелъ Петровичъ; заботился онъ обо всемъ обществ. Онъ всми мрами изгонялъ роскошь, самъ лично уговаривалъ купцовъ сбавить высокія цны на товары.

«Какъ я живу, такъ пусть и вс живутъ», говаривалъ онъ. И самъ жилъ просто и экономно. Расходы двора, огромные въ Екатеринино царствованіе, сразу значительно сократились. Всмъ дворцовымъ подрядчикамъ было отказано, и припасы во дворецъ покупались на рынк по рыночнымъ цнамъ. О прежнихъ роскошныхъ дворцовыхъ балахъ забыли и думать. Царское семейство вело скромную семейную жизнь.

Императоръ вставалъ ровно въ пять часовъ утра, а въ шесть у него уже начинались доклады. Изнженные сановники должны были поневол передлать весь строй своей жизни, а кто не могъ этого, тотъ долженъ былъ считать свою дятельность оконченною.

Въ восемь часовъ утра, посл доклада, императора уже можно было встртить на петербургскихъ улицахъ, и къ этому времени городская жизнь должна была начинаться, спать никому не приходилось.

Посл вечерней прогулки и чая, къ которому собиралось все царское семейство, и который разливала императрица Марія еодоровна, государь ровно въ восемь часовъ ложился спать и вмст съ нимъ долженъ былъ засыпать весь городъ. Фонари на улицахъ тушились, движеніе прекращалось; кому не хотлось спать и казалось неудобнымъ сидть впотьмахъ, тотъ долженъ былъ тщательно занавшивать окна, чтобы снаружи не видно было свту.

Съ каждымъ днемъ слухи о паденіи то того, то другого вельможи, о ссылкахъ и высылкахъ изъ города разносились всюду и тревожили общество. Новые, еще вчера совсмъ ничтожные люди быстро возвышались, но иногда такъ же быстро и падали при первомъ неврномъ, неловкомъ шаг. Почти все общество, не успвшее еще очнуться и понять хорошенько дйствительность, преувеличивало свои бды и напасти, и смущалось, пугалось, перешептывалось и негодовало. Кто могъ, тотъ вызжалъ изъ Петербурга, но многіе не могли этого и только дрожали отъ страху…

Было ясное весеннее утро. Императоръ окончилъ свою прогулку и верхомъ, въ сопровожденіи своихъ любимцевъ: Кутайсова, Кушелева и Аракчеева, подъзжалъ ко дворцу. Вдругъ онъ увидлъ въ нсколькихъ шагахъ отъ себя молодую, очень красивую женщину, скромно, но прилично одтую и съ маленькимъ ребенкомъ на рукахъ. Она видимо хотла говорить что-то, но языкъ ея не слушался. Она молча опустилась на колни и застилавшимися отъ слезъ глазами глядла на императора. Онъ осадилъ лошадь и ласково обратился къ молодой женщин.

— У васъ ко мн просьба? успокойтесь и говорите, я васъ слушаю.

— Государь! — произнесла она:- защитите ради моего несчастнаго ребенка… вотъ мое прошеніе!

Она поднялась, неврными шагами подошла къ Павлу Петровичу и протянула ему бумагу.

— Сейчасъ прочту, — сказалъ онъ:- и ежели дло ваше правое, то будьте безъ сумннія, что найдете во мн защиту. Войдите во дворецъ, я прикажу, чтобы васъ пропустили.

Онъ прохалъ впередъ. Молодая женщина, нсколько оправившись, немедленно пошла къ дворцовому подъзду.

Войдя въ свой кабинетъ, государь тотчасъ-же вскрылъ и началъ читать поданную ему бумагу.

Это было прошеніе дочери умершаго бригадира Вры Андреевны Промзиной, которая подробно и откровенно разсказывала о томъ, какъ, пользуясь ея молодостью и неопытностью, гвардіи капитанъ Елецкій соблазнилъ ее и заставилъ бжать съ нимъ изъ дому; какъ онъ, будучи женатъ и имя отъ законной жены сына, внчался съ нею на дому, причемъ роль священника разыгралъ его троюродный братъ и также капитанъ гвардіи, Алабинъ; какъ въ теченіе боле года Елецкій жилъ съ нею у себя въ деревн, въ Тамбовской губерніи, пока у нея не родилась дочь. Затмъ онъ ее бросилъ и скрылся, а потомъ въ деревню пріхала его законная жена съ сыномъ, и весь обманъ обнаружился. Об женщины выслдили обманщика, узнали, что онъ снова въ Петербург, на служб въ полку своемъ, узнали и объ участіи Алабина въ обман и въ кощунственной комедіи. Старый слуга. Алабина, бывшій всему свидтелемъ, не захотлъ боле выносить беззаконій, чинимыхъ его господиномъ, готовъ принять наказаніе за свое долгое молчаніе и во всякое время обязался подтвердить все вышеизложенное.