Куцынъ взялъ два пакета съ бльемъ и направился въ прихожую. Когда онъ надвалъ на себя шинель, къ нему въ прихожую выскочила Агничка и, подавая ему что-то завернутое въ бумагу, произнесла:

— Вотъ вамъ банку клубничнаго варенья. Берите. Дома напьетесь чаю съ вареньемъ за мое здоровье. Вотъ я какая! Видите, какъ объ васъ забочусь! — прибавила она.

Куцымъ поблагодарилъ, сунулъ банку въ карманъ и опять подумалъ:

«Заискиваютъ… Что-то чуютъ»… Онъ сходилъ съ лстницы съ пакетами и разсуждалъ:

«А вдь наказать ихъ можно. Что съ меня взять? Да и нельзя. Ничего не возьмутъ».

Генералъ былъ у Агнички въ субботу вечеромъ, наканун назначеннаго ея внчанія, и ждалъ Куцына, но Куцынъ не явился. Ни своего вида на жительство, ни разршенія начальства о вступленіи въ бракъ Куцывъ не прислалъ. Генерала это очень безпокоило. Онъ бгалъ по комнатамъ, нервно дергалъ себя за сдые бакенбарды и бормоталъ:

— Не явился самъ и не прислалъ… Вотъ подлецъ-то! Не сбирается-ли онъ насъ надуть завтра?

— Какъ надуть? — добродушно спрашивала Агничка.

— Не прідетъ въ церковь, не прідетъ внчаться — вотъ и все.

— Такъ вдь тогда и двухъ слишкомъ тысячъ не получитъ.

— Что ему дв тысячи, если онъ теперь ужъ обмундированъ, при шуб и триста рублей получилъ! — продолжалъ говорить генералъ. — Вдь все это ни за что получилъ, такъ — здорово живешь. А дв-то тысячи предстоитъ ему теперь получить за женитьбу.

— Не откажется онъ отъ двухъ тысячъ. Не такой онъ человкъ.

— Я, будучи на его мст, отказался-бы. Вдь женитьба ему петля. Навсегда связанъ по рукамъ и по ногамъ и долженъ признавать чужихъ дтей за своихъ. Вдь онъ-же не дуракъ, не безъ глазъ, видитъ, что ты ужъ ждешь.

— Ну, вотъ… Я все время передъ нимъ была въ капотахъ.

— Фу, ты пропасть! Ну, не замтилъ онъ этого теперь, такъ долженъ ожидать этого въ будущемъ. Вдь понимаетъ-же онъ, для чего мы его женимъ, для чего онъ теб, сокровище эдакое, понадобилось.

Генералъ такъ безпокоился, что поминутно пилъ воду. Онъ хотлъ посылать за Куцынымъ, хотлъ самъ хать къ нему, но Агничка продолжала твердить:

— Не откажется онъ отъ двухъ тысячъ. Вдь дв тысячи для него капиталъ. Перестаньте безпокоиться и выбросьте это изъ головы.

— Однако, можно послать къ нему твою горничную, — настаивалъ генералъ.

— Бросьте… У нея языкъ съ дыркой… Мало-ли что она наскажетъ ему о насъ, — отвчала Агничка.

— Ну, тогда я самъ съзжу. Долженъ-же я себя успокоить. А успокоюсь я, когда буду имть документы его въ карман.

Генералъ даже схватился за свою шапку, но Агничка вырвала ее у него изъ рукъ и сказала:

— Сядьте… Скушайте вотъ апельсинъ и это успокоитъ вашу горячку. Просто онъ сегодня напился пьянъ съ радости или печали, я ужъ не знаю, и загулялъ.

Уходя отъ Агнички, генералъ разсуждалъ:

— Впрочемъ, вдь и документы не спасутъ, если онъ это задумалъ. Пусть у меня и паспортъ его будетъ въ карман, и дозволеніе начальства о вступленіи въ бракъ, но если онъ завтра не захочетъ внчаться — ничего съ нимъ не подлаешь. Нтъ, не слдовало ему давать задатковъ!

— Повнчается… — стояла насвоемъ Агничка. — Судите сами; дв тысячи слишкомъ и ваша протекція.

— Ахъ, милочка! Молодежь такъ не разсуждаетъ. Они о будущемъ не думаютъ и довольствуются настоящимъ. Обутъ, одтъ, сытъ, кое-что есть въ карман — онъ и доволенъ. А одтъ онъ съ иголочки, — закончилъ генералъ, поцловалъ Агничку и ушелъ.

Ночью генералъ спалъ плохо, но когда онъ засыпалъ, ему грезился Куцынъ. Куцынъ бжалъ будто-бы отъ него, а генералъ догонялъ его, запыхавшись, падалъ и сейчасъ-же просыпался.

Проснулся генералъ раньше обыкновеннаго и первая его мысль была о Куцын.

«Непремнно надо будетъ създить къ нему и развдать, почему онъ и самъ не явился и докменты не прислалъ», — ршилъ генералъ, но за утреннимъ чаемъ вмст съ газетами получилъ письмо отъ Куцына и тотчасъ-же весь вспыхнулъ отъ удовольствія.

Куцынъ писалъ ему: