Шрифт:
— Вы боитесь раздора, Антіохъ Захарычъ? — воскликнула Манефа Мартыновна. — О, я не такая, совсмъ не такая! Дрязги и раздоры не въ моемъ характер. Вы знаете, я жила съ покойникомъ мужемъ… крутой онъ былъ человкъ… иногда и выпивалъ… И ни разу я, ни разу…
— Ну-съ, такъ вотъ вы и передайте милйшей Софьи Николаевн все сейчасъ мной сказанное, все съ чмъ я навстрчу иду, дабы заручиться ея благопріятнымъ отвтомъ на мое предложеніе, — сказалъ Іерихонскій. — Такъ завтра она порадуетъ меня чмъ-нибудь?
— Сказала она мн, что завтра ршитъ, когда. и какъ, а впрочемъ… не скрою отъ васъ, что она такая двушка, которая привыкла къ самостоятельности, — отвчала Манефа Мартыновна. — На нее насдать, такъ хуже будетъ.
— Гм… Но чмъ-же, чмъ я могу заслужить ея расположеніе? Какъ мать, вы должны знать, какія вы у ней слабости замтили? Скажите. Не могу-ли я ее расположить къ себ хорошимъ подаркомъ? — приставалъ Іерихонскій. — Какъ вы на это посмотрите, если-бы я послалъ ей сейчасъ съ вами въ подарокъ брилліантовый браслетъ жены-покойницы?
— Да ужъ право не знаю, Антіохъ Захарычъ, — замялась Манефа Мартыновна. — А если она, паче чаянія… Вдь хоть и дочь она, а чужая душа — потемки.
— Отказала-бы мн? — перебилъ ее Іерихонскій. — Ну, тогда вы, какъ честные люди, возвратите мн браслетъ. Не правда-ли: вдь возвратите?
— Конечно-же, возвратимъ, Антіохъ Захарычъ.
— Ну, такъ вотъ возьмите и передайте Софьи Николаевн. Я сію минуту… Прошу извиненія…
Іерихонскій поднялся изъ-за стола, отправился къ себ въ спальню и вернулся оттуда со шкатулкой палисандроваго дерева съ бронзовыми скобками на углахъ и съ перламутровой инкрустаціей на крышк — очень старинной работы. Онъ отворилъ шкатулку, вынулъ оттуда полинялый красный сафьянный футляръ и, доставъ изъ него браслетъ съ крупными брилліантами и рубиномъ посредин, сказалъ Манеф Мартыновн:
— Пожалуйте… Прошу передать отъ меня…
— Мерси, мерси, Антіохъ Захарычъ… — говорила та.
— Но подъ условіемъ возвратить, если-бы дло, храни Богъ, не состоялось, — прибавилъ онъ еще разъ.
— Да непремнно, непремнно. Желаете росписку можетъ быть?
— Врю такъ. Мы сосди, и я къ вамъ приглядлся.
Онъ махнулъ рукой, помолчалъ и спросилъ:
— Можетъ быть, многоуважаемая, вы интересуетесь посмотрть на остальныя драгоцнности, которыми будетъ владть Софія Николаевна въ случа ея согласія на бракъ?
— Покажите, Антіохъ Захарычъ.
Іерихонскій вынулъ изъ шкатулки три нитки жемчуга, дамскіе часы съ эмалью и брилліантами, съ золотой цпочкой, брилліантовое ожерелье, нсколько колецъ съ брилліантами, серьги.
Манефа Мартыновна разсматривала драгоцнности и шептала:
— Прелесть, прелесть… Восторгъ что такое!
Іерихонскій держалъ въ рук колечко съ брилліантомъ, рубиномъ, сапфиромъ и изумрудомъ.
— Въ виду того, что вы общаетесь возвратить въ случа неудачи моего предложенія, позвольте къ браслету присоединить и это колечко.
— Да ужъ на первый-то разъ, я думаю, довольно, — отказывалась Манефа Мартыновна.
— Возьмите, возьмите. Молодыя двушки любятъ брилліанты. Наднетъ на пальчикъ его, оно заблеститъ и это можетъ расположить Софію Николаевну въ мою пользу, — настаивалъ Іерихонскій.
Манефа Мартыновна взяла.
— Балуете вы Соняшу. Ахъ, какъ балуете! — говорила она.
— Боже мой! Только-бы расположить.
Черезъ полчаса она съ дарами для дочери уходила отъ Іерихонскаго домой. Іерихонскій нжно поцловалъ при прощаньи у ней руку, проводилъ ее по лстниц до ея квартиры, позвонился для нея, еще разъ приложился къ рук и раскланялся.
XXI
Соняша сама отворила матери дверь, пропустила ее въ прихожую и иронически спросила:
— Насладились-ли?
— Ахъ, Соняша! Напрасно ты такъ насмхаешься надъ нимъ, — отвчала мать, входя въ комнаты. — Изъ моихъ разсказовъ ты сейчасъ увидишь, что это прекраснйшій человкъ и рдкой души.
— Вы вдь и раньше такъ говорили.
— Но сегодня я заручилась многими и многими доказательствами, что это превосходнйшій человкъ. Не глумиться теб надъ нимъ надо, а пойти завтра въ церковь и поставить свчку Николаю угоднику, покровителю бдныхъ невстъ. Да, да… Это слдуетъ сдлать.
— Позвольте… Чмъ-же это васъ т. жъ очаровалъ Іерихонскій? — спросила Соняша съ усмшкой.
— Многимъ и очень многимъ. А вотъ пока получи кое-что — и можетъ быть это и тебя очаруетъ.
Манефа Мартыновна ползла въ карманъ, вынула оттуда два сафьянныхъ футляра съ браслетомъ и кольцомъ, открыла ихъ и протянула ихъ Соняш.
Та попятилась.
— Что это? — спросила она.
— Брилліантовый браслетъ и кольцо теб въ подарокъ. Нтъ, какая предупредительность!
Дочь не брала.