— Софья Николаевна? — спросилъ студентъ Хохотовъ.

— Она. Сегодня утромъ вдругъ говоритъ мн: «А что, не поступить-ли мн въ сестры милосердія»?

— Не выдержать… — отрицательно потрясъ головой Хохотовъ.

— Почему? Отчего-же другія-то выдерживаютъ? — задала вопросъ Соняша.

— Не того закала. Не такъ скроены. Не т нервы. Вамъ и недли не выдержать. Посл первой-же перевязки серьезной раны сбжите.

— Боже, какъ вы меня ненавидите!

— Напротивъ. Люблю, оттого такъ и говорю. Говорю правду. Хотите примръ? Помните, когда я прочищалъ простой чирей у вашей мамаши на лопатк и выдавливалъ гной, такъ вы и тутъ не могли около стоять, чтобы подержать компресикъ съ сулемой.

— Ну, это такъ… А привыкнуть ко всему можно.

— Привыкать-то не станете. Вдь это надо воспитать себя и свои нервы, а вы не сможете.

Соняша взглянула на Хохотова съ упрекомъ и сказала:

— То-есть это удивительно! Ни къ чему, ни къ чему вы меня не считаете способной.

Вмсто отвта Хохотовъ пожалъ плечами. Соняша обернулась къ матери и произнесла:

— А у васъ языкъ совсмъ съ дыркой. Ни о чемъ, ршительно ни о чемъ не можете вы умолчать!

Посл обда Манефа Мартыновна ходила въ Гостиный дворъ за покупками и, возвращаясь домой, повстрчалась на лстниц съ Іерихонскимъ. Онъ снялъ шляпу, поклонился и сказалъ:

— Изволите возвращаться съ покупками?

— Да… Купила кое-что себ и Соняш на блье, и вотъ займемся отъ нечего длать изготовленіемъ домашнимъ способомъ, — отвчала Манефа Мартыновна.

— Доброе дло… — похвалилъ Іерихонскій. — Я самъ люблю все изготовленное домашнимъ способомъ. Хоть иногда оно не ладно скроено и не крпко сшито, но все-таки чувствуешь довольство, что тутъ приложено дло рукъ своихъ. А я иду на прогулку, — прибавилъ онъ. — Жизнь наша сидячая, канцелярская и нужно принуждать себя къ движенію, чтобы пользоваться здоровьемъ.

— Погода прекрасная. Желаю вамъ пріятной прогулки. Мое почтеніе, Антіохъ Захарычъ. Къ намъ милости просимъ.

Манефа Мартыновна хотла подниматься на лстницу, но Іерихонскій удержалъ ее.

— Позвольте на одну минуту, — сказалъ онъ. — Я хочу спросить васъ о Софь Николаевн. Ну, какъ она?.. Какъ ея драгоцнное здоровье?

— Благодарю васъ. Она здорова.

— Какіе ея разговоры съ вами? Думаете, скоро я могу приступить къ формальному предложенію?

— Да, да… Я думаю… Она уже привыкаетъ къ вамъ, — отвчала, немного замявшись, Манефа Мартыновна. — Конечно-же, двушка сразу не можетъ ршиться на такой важный шагъ, вы сами понимаете. Вчера, посл вашего ухода, она долго объ васъ со мной говорила.

— Говорила, вы говорите? Такъ, такъ… Это хорошо. Что-же она говорила, многоуважаемая Манефа Мартыновна, смю я узнать: дурное или хорошее?

— Да она хвалила васъ, какъ хорошаго хозяина, скопидома, — отвчала старуха Заборова.

— Гмъ… Этимъ могу похвастать. Дйствительно, я изъ ничего создалъ кое-что. Ну, а другихъ какихъ-либо моихъ качествъ она не касалась?

— Не смю вамъ ничего сказать, Антіохъ Захарычъ. Она двушка съ очень добрымъ сердцемъ, но немножко скрытна.

— Скрытна? Гмъ… Такъ… Но все-таки дня черезъ два я могу получить отъ васъ отвтъ?

— Непремнно, непремнно… Дня черезъ три, черезъ четыре, какъ уже я сказала вамъ, я вамъ скажу. Я подготовляю ее… Она почти уже склонна.

— Это меня радуетъ. Мое почтеніе, добрйшая сосдка. Мой сердечный привтъ вашей дочк.

Іерихонскій поклонился и сталъ сходить съ лстницы.

Придя къ себ домой, Манефа Мартыновна не нашла дома дочери.

— Гд-же Софья Николаевна? — спросила она кухарку Ненилу, отворившую ей дверь.

— Въ концертъ куда-то ухали.

— Какъ въ концертъ? Въ какой концертъ? — удивилась Манефа Мартыновна. — Отчего-же она мн раньше не говорила ничего объ этомъ концерт?

— Не могу знать-съ, барыня, — отвчала Ненила. — Къ намъ приходила… эта самая, барышня или барыня, я не знаю… Какъ ее?.. Ну, вотъ еще что пли-то у насъ такъ пронзительно… бородавочка еще у нихъ съ волоскомъ вотъ тутъ на щечк… Глазастенькая такая и голова трепаная. Какъ ихъ? Ахъ, Боже мой!..

— Кто такая глазастенькая и растрепанная!

Манефа Мартыновна была въ недоумніи.

— Да вотъ что все губы свои лижутъ!.. — разсказывала кухарка, почесывая затылокъ и стараясь вспомнитъ, какъ зовутъ постительницу.

— Молодая или старая?

— Молоденькая, молоденькая. Вотъ еще пли он и представляли осенью на именинахъ у барышни. Ольга Кузьминишна — вотъ кто, вотъ какъ ихъ зовутъ.

— Калатырникова?

— Калатырникова, Калатырникова — дйствительно. Теперь я вспомнила. Такъ и сказали он: «Доложи, говоритъ, что Калатырникова пришла». Барышня-то спали.