– Мы уже приготовили жильё для тебя, - задушевно сообщил настоятель Олеф.
– Братия крепка в вере: все уверовали, что ты явишься в эти святые стены не сегодня, так завтра. Ждали тебя. И я даже распорядился не запирать пока трапезную, чтобы ты смог поесть с дороги...

– И Господь тебя привёл, - подытожил Хуг.

Они оба словно не видели Сэдрика. И Кирилла вдруг осенило.

– Я очень рад вас видеть в добром здравии, наставник Хуг, - сказал он.
– Гектор вам верил, это ведь он хотел добраться до вашей обители... И рад с вами познакомиться, настоятель Олеф. Но ведь вы же понимаете, что я не могу остаться в монастыре навсегда, правда? Вы - божье братство, а я человек мирской. Не гожусь, вообще-то... и мне надо что-то делать с адом.

Оба монаха улыбнулись, как малышу, который не понимает простых вещей и капризничает.

– Конечно, благое дитя, - закивал Хуг, - конечно, надо что-то делать с адом. Вот за этим-то тебе и надо тут остаться, воин Божий. Чем же победить ад, как не молитвою? А уж твоей-то...

– Да, - подтвердил Олеф, и его лицо стало серьёзным.
– Тебе опасно жить в миру, ты ведь и сам, верно, понимаешь. Те, Другие, шляются по нашей несчастной земле, как по преисподней - тебе надо избежать их грязных лап.

– Я же король, - напомнил Кирилл, ещё на что-то надеясь.
– Вы ведь знаете, что я - король.

Хуг снова погладил его по щеке, глядя полными слёз умиления глазами.

– Конечно, благое дитя, конечно, Эральд. Но ты же знаешь, что на троне Святой Земли... исчадье...
– прошептал он почти беззвучно.
– Тебя мученический венец ждёт, если явишься в мир, предстанешь в столице, на люди...

– Продаст любая грешная душа, - кивнул Олеф.
– Люди-то стали - волки ближнему своему...

Кирилл глубоко вдохнул.

– Послушайте, божьи люди, - сказал он.
– Я очень вам благодарен за гостеприимство. Мы с вами поужинаем, если угостите, потом я поучусь у вас молитвам - а завтра уйду. В столицу. Потому что я - король, мне надо как-то изменить жизнь в миру. Ваши молитвы быстрее дойдут... ну, и я буду молиться вместе с вами - только в другом месте. Не в монастыре.

– Господь нам не простит, если с тобой случится беда, - сокрушённо сказал Хуг, и слеза всё-таки перелилась и скользнула по пергаментной щеке.
– А я, старый грешник, не переживу, умру с горя...

– Нас Господь призвал тебя защищать, - в тоне Олефа вдруг появились твёрдые, чтоб не сказать - металлические нотки.
– И мы защитим. Будет ли на то твоя воля - это уж иное дело. Порой людей и против их воли спасают - а спасённые лишь потом понимают, в чём их благо...

– То есть, вы решили меня запереть?
– поразился Кирилл.

– Только ради твоего блага, - твёрдо сказал Олеф. Взгляд его сделалось непреклонным, как у полководца.
– Ради победы над злом ты должен остаться в живых, благое дитя.

– В вашей обители что, есть нечего?
– вдруг подал голос Сэдрик.

Хуг взглянул на него и опечалился ещё больше, а Олеф неприязненно сказал:

– Тебя тут терпят - и молчи, отродье.

– Звучит не слишком благостно, - сказал Кирилл.
– А, между тем, Сэдрик - мой друг.

– Ради тебя и твоих слов, благое дитя, его и впустили в обитель, - сказал Олеф.
– Но - ты знаешь, с кем связался? Проклятая тварь с адовым клеймом, осквернитель могил, богохульник и богоотступник, мужеложец, одержимый противоестественными страстями - что ему делать рядом с тобой, белый государь?

– Могил Сэдрик при мне не осквернял, Бога не хулил, в противоестественных страстях не замечен, - улыбнулся Кирилл примирительно.
– И разве не ваше дело исправлять и прощать грешников?

– Грешников надо отличать от прирождённой нечисти, - печально сказал Хуг.
– Тут ничего исправить нельзя, погибшая душа. И тебя погубит, Эральд. Оставь его и всё мирское, Господь с ними - подумай о твоей цели, о...

– О благодати в вашей обители, - сказал Сэдрик.
– Что, думаете, он не понимает? Он - находка для вас, да, божьи люди? Вы его постричься заставьте - и порядочек: вся ваша шайка будет на золоте жрать, на золоте спать и гадить тоже на золото...

Хуг отшатнулся, а Олеф потемнел лицом и сделал к Сэдрику угрожающий шаг.

– Неужели драться собрался, монах?
– насмешливо спросил Сэдрик.

– Язык тебе на том свете вырвут, отродье, - прошипел Олеф в ярости, которую не мог скрыть.
– А лучше бы - на этом!

– Но это правда, - констатировал Кирилл.
– То, что говорит Сэдрик - правда. Вы печётесь о благе обители, а что будет со страной - вам, в общем, всё равно. Так?

– Мы печёмся о тебе!
– скорбно возразил Хуг, а Олеф уже вовсе не елейным тоном сообщил: