„Ради Бога, трубку дай,

Ставь бутылки передъ нами,

Всхъ наздниковъ сзывай

Съ закручеными усами,

Чтобы хоромъ здсь ремлъ

Эскадронъ гусаръ летучихъ,

Чтобъ до неба возлеталъ

Я на ихъ рукахъ могучихъ.., [6]

А и вправду, Скосыревъ, прикажи подать хоть вина да трубку, ежели ужь эскадроннаго хора здсь нтъ.

— И хоръ найдемъ, Черемисовъ, — улыбнулся Павелъ Борисовичъ. — Гусаровъ нтъ, да за то есть такія у меня пвицы, что пальчики оближешь!

Онъ приказалъ подать вина, трубки и принялся разсказывать Черемисову о своемъ желаніи похитить Катерину Андреевну Коровайцеву, прося гусара помочь.

— Да вдь сказалъ, что увезу, ну, и увезу, — отвтилъ Черемисовъ. — Ты меня отъ смерти спасъ... Лучше чмъ отъ смерти, — отъ позора. Какъ проигралъ я тогда въ Варшав и вс мои деньги, и казенныхъ сорокъ тысячъ, такъ мн никто не хотлъ помочь, одинъ ты протянулъ руку, и зная то меня въ ту пору очень мало. Я этого никогда не забуду, Скосыревъ, никогда! Не будь тебя, лежалъ бы я гд нибудь въ лсу, зарытый, какъ собака, самоубійца, казнокрадъ.

— Э, что объ этихъ пустякахъ говорить! — перебилъ Скосыревъ. — Это сдлалъ бы любой изъ товарищей, будь у него деньги. Это не услуга, ты вотъ мн окажешь услугу. Теб не страшно?

Черемисовъ откинулся на спину кресла.

— Мн страшно? Что-жь я, трусъ, что ли, по твоему? Коровайцева я, что ли, твоего испугаюсь?

— Да не Коровайцева, милый, а вдь это уголовщина.

— Э, пустяки! Увезу, представлю предъ твои очи ясныя и уду въ полкъ. Вдь теб нужно, чтобъ не подумали на тебя, чтобы у тебя не нашли, да не отняли, ну, и не подумаютъ. Поищутъ у меня, не найдутъ, а съ господиномъ Коровайцевым я хоть сто разъ и рубиться, и стрляться буду, это я съ удовольствіемъ.

Скосыревъ обнялъ Черемисова, и оба они, въ ирисутствіи Скворчика, выработали планъ похищенія Катерины Андреевны. Черемисовъ долженъ былъ пріхать къ Коровайцеву на незнакомыхъ „каурыхъ“ лошадяхъ Скосырева, занять хозяина разговорами, а въ это время Скворчикъ, съ обритою бородой, въ костюм гусара, какъ бы деньщикъ Черемисова, вломится въ домъ съ товарищами и схватитъ Катерину Андреевну, а слдомъ за нимъ бросится и Черемисовъ къ готовымъ тройкамъ.

На этомъ поршили пріятели и не откладывали въ долгій ящикъ: завтра же Черемисовъ долженъ былъ увезти Катерину Андреевну.

Очень довольный ршеніемъ увести Коровайцеву, Павелъ Борисовичъ приказалъ подать вина, выпилъ и развесилился. Пріятели собрались было похать къ цыганамъ въ славныя тогда Грузины, но въ это время пріхало еще нсколько пріятелей Павла Борисовича, и попойка продолжалась дома, поздку отложили.

Проходя по комнатамъ, Павелъ Борисовичъ замтилъ въ зал Шушерииа, который обыкновенно являлся къ нему по вечерамъ съ докладомъ, но сегодня не ршался войти, зная, что у барина гости.

— А, это ты, старый грховодникъ! — проговорилъ Павелъ Борисовичъ, замтивъ управителя. — Ты что же это, каналья, не исполняешь моего приказа, а?

— Какого, батюшка сударь, приказа? — Храни меня Господи, чтобы я вашего приказа не иснолнялъ! Денно и нощно только о семъ и думаю.

— Ну, ты у меня не разводи тутъ розсказней, не пой соловьемъ! — перебилъ Павелъ Борисовичъ. Почему не привозятъ изъ Чистополья ту двку, о которой я приказывалъ? Эту, какъ ее тамъ? Невсту-то купеческую...

— Привезена, батюшка сударь, привезена. Какъ изволили приказать, такъ мною въ ту же минуту и исполнено. О семъ и пришелъ докладывать вашей милости, да вижу, что гости, ну и не смлъ доложиться.

Павелъ Борисовичъ поигралъ золотыми кистями своего шлафора.

— То-то, а ужь я думалъ, что ты отвильнуть хочешь. Показать мн ее сію-же минуту!

Шушеринъ низко покланился.

— Слушаю, батюшка сударь.

Павелъ Борисовичъ вошелъ въ кабинетъ.

— Господа, я вамъ сейчасъ красавицу покажу, — обратился онъ къ гостямъ. — Любопытную въ нкоторомъ род красавицу. Надо вамъ сказать, что мн посл тетки Прасковьи Васильевны досталась двка, камеристкой была у тетки и очень, говорятъ, хорошенькая, такъ вотъ въ эту самую двку влюбился купецъ одинъ, жениться на ней хочетъ и даетъ мн за нее тысячу двсти рублей. Воть эту самую купеческую невсту и прислали мн изъ моего Чистополья вмст съ разными соленьями и вареньями. Любопытно взглянуть, господа?

— На соленья и варенья нтъ, а на купеческую невсту, да, — отвтилъ кто то изъ гостей.

— Ты не продалъ еще ее? — спросилъ другой.

— Нтъ. Зачмъ же я буду продавать, если я ее не видалъ? Можетъ, она дйствительно хороша.

— Врядъ ли, — презрителыю замтилъ пожилой помщикъ изъ отставныхъ военныхъ, крашеный франтъ со вставными зубами, сдланными въ Париж, но не совсмъ по мрк, почему баринъ напоминалъ нсколько оскалившуюся лошадь. — Врядъ ли: какой же можетъ быть вкусъ у купца? Что нибудь жирное, толстое и блое. Фи!