— Не совсем так, — загадочно ответил он. Я ожидала пояснений, но тут нашу дискуссию прервал странный шум в окружавшей нас толпе. В этот момент Лиса дернула меня за руку и сказала:

— Смотри. Вот она, Лена.

Я повернулась туда, куда смотрели все. Сквозь толпу пробралась девочка с длинными черными волосами, упрямым взглядом темных глаз и двумя ямочками на щеках, появляющихся, когда она улыбалась. На вид ей было не больше семи. Но она уже была серьезной и строгой, как любая другая юная леди. Она обвела взглядом толпу, наткнулась на побелевшего Эйнара и сказала женщине, что держала ее за руку:

— Он. Я хочу его.

— Бедный Эйнар, — простонала я, осознавая всю нелепость ситуации, впрочем, о том, что сейчас произошло, узнали все. Зашептались, зашумели, но радости ни на одном из присутствующих я не увидела. Только Лена… Ребенок просто сиял от счастья, а ее мама в одно мгновение вся почернела и схватила девочку на руки. Хотела сбежать, но ей не дали. Эйнар тоже стоял бледный как смерть, все еще в шоке.

— Мне очень жаль, Надира, это настоящая трагедия, — сказал Рен. После его слов многие женщины не выдержали и заплакали, словно вместо радости обретения халфа, им сказали, что он умер. Даже Яр…

— Да что в конце концов происходит? — не выдержала я.

Женщина Надира прижала к себе покрепче дочь и скрылась в толпе. Эйнар хотел пойти за ней, но Рен преградил путь. Нельзя. Запрет. Но почему?

Я хотела узнать ответ у единственного доступного мне источника, но Лиса была так же обескуражена, как и я. И также ничего не понимала.

Рен не стал ничего объяснять при таком скоплении народа и провел нас к своему дому. Странно, но убранство здесь и наверху кардинально отличались. Там было много окон и света, здесь много цветов и мебели. Нас усадили в кресла, Эйнар остался стоять у окна, вглядываясь в темноту. Окно как раз выходило на площадь, которая очень хорошо освещалась. И ему мерещилось, что прямо под фонарем стоит она, девочка со смешными хвостиками.

— Что все это значит?

На объяснения решился Яр.

— Нам запрещено соединять разнополых побратимов.

— С каких пор?

— Всегда, — ответил за Яра Рен, — Мы против этого закона, но не можем преодолеть его. Старейшины…

— И что происходит с теми, кто нарушает запрет?

— Таких нет.

— Совсем?

— Совсем. Ты не понимаешь, Аура. Мы не можем пойти против закона. Это противоречит нашей природе.

— Чушь. Яр, посмотри на меня. Я побратим, инициированный. И мой халф — мужчина.

— Ты — другое дело.

— То есть, последней из рода Леер все можно?

— Ты не росла здесь, не впитывала с молоком матери наши законы.

— Хорошо, и что случается с этими неинициированными побратимами?

— Они не доживают до двадцати.

— Класс. Вы намеренно их убиваете?

— Для них это очень тяжело. Для нас всех.

— Ты знаешь мою историю. Почему же я тогда не умерла?

— Повторюсь, ты другая. Ты маг, универсал, королевской крови. Достаточно?

Для кого? Для меня? Для этой девочки, которую уже похоронили все, даже собственная мать. Для Эйнара. Я посмотрела на присутствующих, на убежденного Яра, на сурового Рена и Лиссу, девочку, которая и знать не знала о таком законе. Я глубоко вздохнула тогда и проговорила:

— Значит, мы поменяем этот чертов закон.

— Невозможно, — произнесли почти хором Яр и Рен, а вот Эйнар немного сбавил напряжение. Знаю я, какие мысли в его голове витают. Он не смирился бы, потому что тоже не воспитывался в этой среде и понимает всю абсурдность этого глупого закона.

— Кто сказал? Старейшины? Кем написан этот закон? Ими. А значит, это всего лишь бумага.

Я уверилась в своей правоте, когда утром увидела двоих из этих неинициированных побратимов. Меня трясло от их вида. Они словно тени, иссохшиеся, полумертвые души, точнее одна душа. Большей пытки я не представляла. Прав был Яр, я другая. У меня были мои странные переходы и подпитка, которой эти бедняги были лишены. Ужасная, чудовищная несправедливость.

— Как вы можете так обращаться с ними? Они же дети.

— Они понимают, — попытался донести до меня простую истину Рен, но она как-то не доносилась, потерялась где-то там, между страданиями этих существ.

— Да неужели? — окончательно разозлилась я, когда один из них прошел мимо своей половины, а самого трясло от желания его коснуться. Твари. Как так можно? — Ты-то, небось, со своим халфом живешь душа в душу. А попробуй пожить вот так годами, без возможности на лучшее, зная, что умрешь.

— Ты забыла, мы не поддерживаем старейшин.

— Но, как и они, ничего менять не хотите. Ждете, что придет кто-то вроде меня и все изменит. Тогда чем ты и твои люди отличаетесь от них?

Задела, и судя по взгляду — сильно. Пусть. Я этого и хотела. Ударить побольнее, чтобы почувствовали на себе их боль.

— Ты несправедлива сейчас.

— Да, наверное. Но, глядя на это, я понимаю, что и у вас нет справедливости. Вы ее просто не заслуживаете. Правду говорят, что вы крысы. Они славятся поеданием себе подобных, — выпалила я, а потом посмотрела себе под ноги, где примостился, почти зарывшись в песок, побратим-альфа и крыс к тому же, — Прости, Партус, я не тебя имела в виду.