Но что за беда, если дружба слегка приправлена любовью? Это же еще не конец света. Разве любовь что-то нечистое, разве из-за нее дружба упадет в цене, потеряет свое благородство? Конечно же, нет. И если мы хотим предостеречь читателя от так называемой дружбы между молодыми мужчинами и молодыми девушками, то делаем это, зная, что из такой дружбы часто вырастает большое и глубокое чувство любви, которое после нескольких лет мучений погибает. Причем один или одна из двоих действительно не хочет ничего иного, как только дружбы и немного романтики, даже не подозревая, какие чувства он пробудил в другом, будучи просто не в состоянии ответить подобным на подобное.

И тот «один из двоих», кто выходит из таких отношений без всякого вреда для себя, это в абсолютном большинстве случаев мужчина. А вот девушка выходит из ситуации с потерями, зачастую получая рану, не зарастающую всю оставшуюся жизнь. Почему? Может быть, потому, что женская половина человечества более влюбчива и оттого менее способна к дружбе? Ничуть не бывало. Это происходит потому, что чувство любви еще не созревшей женщины гораздо в меньшей степени, чем у молодого мужчины, проистекает из конкретных эротических потребностей, а возникает как глубокое ощущение долга и привязанности уже в силу рыцарской близости и участия мужчины. Только по этой причине глубокая дружба между молодыми людьми разного пола нежелательна. И как раз предусмотрительное рыцарство запрещает такую дружбу, требуя высочайшего чувства меры и последовательной сдержанности в плане каких бы то ни было интимных отношений в эти годы. Даже если такая дружба и не кончается трагическим разрывом, то все равно неясная смесь чувств, половинчатость как в дружбе, так и в любви, запутанность в обоюдных обязанностях и, наконец, весь самообман, которым завуалированы такие отношения, очень вредно отражаются на решительности характера, на силе и концентрации эмоциональной жизни.

В современной жизни оба пола гораздо чаще и непринужденнее входят в контакт друг с другом, чем это бывало раньше. Возвращение к прежнему – бездушному и, в сущности, нездоровому – разделению полов невозможно, да и нежелательно. Внешние обстоятельства, благоприятствующие общению, стали намного более непринужденными. Именно поэтому вдвойне необходимо, чтобы обе стороны глубже задумывались над своей взаимной ответственностью и на основе этих раздумий начинали по-новому выстраивать свои отношения. Из совести самых добродетельных людей должны вновь произрасти устоявшиеся нравы и нормы, которые придут на смену сегодняшней переходной фазе всякого отсутствия нормы. Такие устоявшиеся нравы и нормы совместной жизни, которые зрелый, предусмотрительный человек с характером всегда будет уважать и признавать, совершенно необходимы неопытному и незрелому человеку, потому что ведут его от слепой игры со случаем к ответственности, поддерживая его связь с высшим знанием жизни. Только тот, кто не знает жизни и самого себя, кто не хочет поглубже задуматься над тем, что он должен ближнему своему, тот не увидит в устоявшихся нравах ничего кроме выпавшей в осадок педантичности и станет, напротив, защищать так называемые «права свободной личности». Конечно, в таких нравах есть элементы преувеличения и некоторой черствости. Но тот, кто не понимает, что в основе своей такие нормы и ограничения глубоко оправданы, кто не видит, сколь благодатно они обогащают и воспитывают каждого в отдельности опытом целых поколений, оберегая его с помощью мелких жертв и самоограничения от блужданий и нечаянной вины, кто не замечает всего этого, относится к этому неуважительно, сам способствует тому, чтобы лишь педанты были хранителями и законодателями нравов. А между тем, как раз живые и сильные люди, руководствуясь здоровым инстинктом жизни и силы, должны были бы требовать дисциплины и ограничений, сами устанавливать порядки, которые защищали бы слабого, образумливали неразумного и держали в узде распущенного, не давая им возвести свое невоспитанное и слепое «я» в ранг высшего закона, чтобы они потом не передали совершенно необходимое дело упорядочивания жизни маленьким и трусливым людям, которые, конечно же, принялись бы за это дело своими слабыми и трусливыми средствами.

Истинно благородный разум всегда будет чтить форму и мораль. И не только потому, что такие добровольные «оковы» – опора для слабого и защита от грубого себялюбия, но еще и потому, что никому не дано знать, не пригодится ли однажды такая опора ему самому, чтобы остаться верным своему лучшему «я» и без страха и упрека пройти сквозь тяжелые испытания. Кроме того, человек, стремящийся к возвышению души, уже потому будет чтить внешние проявления, что такое внешнее послушание вообще напоминает о том, что индивидуум должен участвовать в чем-то высшем и большом, служа ему, чтобы преодолеть свою собственную однобокость и слепоту. Изоляция – это уродование самого себя, и только тот может без риска для себя оставаться полностью самостоятельным и одиноким, кто успел освободиться от своего эгоизма и подчиниться универсальным истинам.

Поэтому добровольное послушание по отношению ко всему тому, что скрепляет великое целое, – это знак того, что такой человек рожден для большой жизни в свободе. Он ищет свободу не только в чем-то внешнем, но и во внутреннем возвышении над ограниченностью субъективных желаний, потребностей и познаний. А как раз этому и служит подчинение каждого в отдельности законам, скрепляющим целостность жизни. Поэтому так называемые «свободные нравы» – это еще всегда знак либо преходящей незрелости, либо фундаментальной внутренней несвободы. Знак того, что индивидуум кузнечным молотом прикован к своему «я», неспособный жить и действовать исходя из универсальных принципов.

Уважение добрых нравов имеет еще и более глубокое значение для личности: кто в своих действиях думает обо всех и обо всех заботится, тот тем самым неосознанно углубляет и расширяет заботу о собственной жизни. Ведь и в глубинах его собственной души притаились все те опасности, от которых он хочет оградить других. И если даже это будут другие опасности, нежели у его близких, все равно – любой вид самоограничения защищает и укрепляет душу против всего мира искушения. Поэтому истинно «социальный» образ жизни всегда означает еще и более основательную и дальнозоркую, чем обычно, гигиену нашего собственного душевного здоровья.

Выражение «свободные нравы» часто употребляется определенными молодыми девушками, в общении с молодыми людьми не обращающими внимания на принятые нормы и суждения посторонних, а при каждом удобном случае гордо заявляющими о своей «свободе от мнения толпы». Они не понимают, почему это молодой девушке не следует выезжать за город одной с молодым человеком, приходить к нему домой, ходить с ним в театр, позволять ему всякого рода вольности в словах и обхождении с ней. Может быть, презрев пересуды, наслаждаться радостными минутами и часами, когда они выпадают? То есть придерживаться «свободных нравов» – значит, в сущности, быть «свободным от нравов», что вообще-то должно означать состояние зрелости по отношению к послушной массе [12] .

Кто знает человеческое сердце, тот понимает, во что очень скоро выливается такая свобода: человек становится рабом собственного тщеславия, всех своих капризов, попадает в зависимость от всех позывов чувственности и страсти! Человеку, борющемуся с добрыми нравами и нормами, чтобы отделиться от общей массы и относиться к ней с презрением, следовало бы задать один вопрос. Сколько беспорядочных склонностей, невоспитанных, плебейских инстинктов сидит в нем самом, и не стоит ли ему сначала заняться освобождением от власти черни в собственном внутреннем мире, прежде чем пренебрегать теми защитными нормами, которые человечество выработало, хорошо осознавая собственную слабость и ненадежность?