Кто увидит эту цель, кто обнаружит в самом себе призвание способствовать ее осуществлению, тот тем самым, все более обретая зрелость, пойдет навстречу Создателю. Ну, разве можно всерьез поверить, что половой инстинкт или пищевой инстинкт, или примитивное стадное чувство с его элементарными проявлениями имеют право на то, чтобы стать законодателями нашей жизни? Ведь очевидно, что все эти естественные функции нужно заставить служить сверхъестественной цели, которая воспитает их под своим крылом! Вот тогда и наступил бы триумф духа над материей.

Один современный немецкий естествоиспытатель был очень огорчен и возмущен тем, что многие люди в наше время ссылаются на естественные науки, когда, ничуть не робея и не стыдясь, поддаются зову природных инстинктов, утверждая, что нет никакой свободы духа и никакого высшего закона, который помешал бы нам следовать велению наших инстинктов. Ученый заявлял, что голос совести – это голос нашей высшей природы, способный намного больше поведать о нашем благе и здоровье, чем просто наука о внешней природе, ничего не смыслящей в духовных условиях человеческого бытия. Чтобы на примере из мира природы точно обозначить, что он имел в виду, ученый приводил своим читателям в пример такую притчу. Мощный поток несет, казалось бы, совершенно беззащитную маленькую лодку вниз по течению. Но вот лодочник поднимает парус, чтобы поймать ветер, и теперь он уже может, используя силу ветра, медленно, но верно лавируя, продвигаться вверх по реке, преодолевая мощь потока, казавшуюся поначалу всемогущей.

Именно таково положение человека, осаждаемого природными инстинктами, но в то же время несущего в себе высший закон и сверхъестественный инстинкт, который один соответствует предназначению, запечатленному Создателем на человеческой совести, и который дает ему силу противостоять телесной природе везде, где та вступает в противоречие с законом духа.

Сказанное выше справедливо также для закона природы и закона духа в отношениях полов. Сейчас есть врачи, черпающие свои знания с самой поверхности естественных наук и чувствующие себя вправе, и считающие своим долгом рекомендовать молодым людям в своих отношениях с противоположным полом лишь слепо следовать физическим инстинктам. О таких врачах французский философ Огюст Комт говорил, что им следовало бы открыто называть себя ветеринарами – врачами для животных.

Когда я говорил с молодыми людьми о двуединстве, дуализме полов и о законе, управляющем этим двуединством, они часто задавали мне вопрос: «Но что же нам делать?» Мой ответ: «Прежде всего не думайте, что я хочу решить сложные конфликты просто с помощью морали и осуждаю тех, кто потерпел поражение. Иногда проигравшие оказываются более искренними и человечными (потому что в них больше жизни и страсти), если, конечно, они не собираются превратить свое поражение в победу и создать новую сексуальную этику».

Некоторым людям, полагающим, что каждую проблему можно решить каким-то одним способом, недостает ощущения того, что в жизни есть трагические аспекты. Не всем дано решить проблему двуединства полов таким образом, чтобы прийти к согласию с самим собой и с общественным порядком. Раньше всех обретут покой те, кто по милости Божьей просто не испытывает больших искушений – ни внутри себя, ни извне. Тот, кого мучают искушения, должен знать, что несет в себе тяжелый груз жизненной реальности, который охраняет его от многих заблуждений, причина которых – плоский интеллектуализм, исходящий из книжных знаний, а не из знания жизни. Тут все дело в том, как человек разбирается с этой реальностью – только с позиций животной физиологии или на уровне духа и характера. К сожалению, моральное начало, восстающее против чистой физиологии, сильно скомпрометировано тем, что слово «добродетель» обозначало в Средние века всякую крепкую власть человека над самим собой, всякое незримое присутствие благородных предков в час искушения. В эпоху буржуазии «добродетель» измельчала до обычной условности, стала простой предупредительностью по отношению к соседям, прописной моралью о худом мире с тетками на скамейке!

Но почему же вы столь несвободны, выбрасываете драгоценное достояние благородной юности только потому, что оно, как стихотворение Гёте, узурпировано обывателями, которые им злоупотребляют? Правильно говорится в одной старой французской пословице: «Добродетель – это мужественность души». Некоторой части мечтательной современной молодежи как раз не хватает этой «мужественности, зрелости души». Немецкая молодежь (исключения подтверждают правила) состояла из двух частей: у одной была душа без мужественности, у другой – мужественность без души. И обе погибли – и мужественность, и душа. Но тогда что же это такое – «подлинная добродетель»? В исконном смысле это означает «sustine et abstine». То есть не бросайся собой, крепко держи себя в руках, имей мужество оставаться чистым, смотри как на нечто само собой разумеющееся, что ты ни при каких обстоятельствах не поступишь подло, сдерживай свои порывы так долго, пока настолько не овладеешь собой, чтобы в каждом твоем выборе проявлялась вся твоя подлинная сущность.

Ничто не оказывает столь разрушительного действия на характер, как бесхребетные и бесхарактерные отношения с противоположным полом. Ничто не делает душу столь расхлябанной и изнеженной, как отсутствие в любви «мужественности души» как неотъемлемого компонента. Ничто так не огрубляет женщину, подавляя ее женственность, как любовь мужчины, лишенного добродетели, то есть «мужественности души». То есть если она позволяет любить себя мужчине, не прошедшего через аскезу, не собравшего все свои чувства и желания в кулак и не укротившего свою чувственность, не прекратившего раз и навсегда жалеть себя и не приставившего «рыцаря в себе» опекуном ко всем своим любовным делам.

Современный «психоанализ» в самом своем начале, то есть в трудах венского невролога и невропатолога З. Фрейда, очень старался развить учение Шопенгауэра о примате всевластной воли к жизни в сознании и подсознании человека в биологическом и физиологическом отношении, сделав из него все возможные практические и медицинские выводы. Шопенгауэр сначала обрисовал громадную движущую силу воли к жизни в органической природе, а затем показал, в какую всемогущую силу должен превратиться инстинкт продолжения рода, как только его примет в свое лоно сознательная жизнь, а страсть, фантазия и интеллигентность еще более усилят этот инстинкт. В известных новеллах «Декамерона» Боккаччо Шопенгауэр не видел ничего, кроме насмешек и глумления инстинкта продолжения рода над правами индивидуума, попранными этим инстинктом. А суть психоанализа состоит не только в том, чтобы на многочисленных примерах проиллюстрировать власть жизненных инстинктов, сконцентрированных в понятии «либидо», над человеческой личностью. Нет, он идет намного дальше, показывая, как эта воля к жизни, если ее перечеркивают или подавляют, начинает мстить, то есть искать во внутреннем мире человека возможности иного выражения, и чаще всего в какой-либо болезненной форме. Разумеется, что не только в сексуальной сфере, но и везде, где проявляется человеческая страсть или концентрируется человеческая воля, просто репрессия без более глубокой апелляции к помощи духовных и моральных сил неизбежно приводит к душевным травмам или, по крайней мере, к нервным расстройствам. Так что всем педагогам, склонным к репрессивным методам, следует серьезно отнестись к предупреждениям Фрейда. Однако нет ни одного научного доказательства того, что бескомпромиссное сдерживание инстинктов, если оно исходит из глубин совести, подтверждается и подкрепляется прозорливым интеллектом, действительно причинило бы вред физическому или психическому здоровью человека. Природа создана для того, чтобы повиноваться человеку, если человек повинуется своему разуму и если его разум повинуется Богу. Совершенно верно заметил Фома Аквинский: «Если разум отказывает в повиновении Богу, то инстинкты отказывают в повиновении разуму». Каждый серьезный молодой человек, хорошо знающий себя, в состоянии найти подтверждение вышесказанному исходя из собственного опыта.