Я сидел у стены и пытался защитить себя от давления со стороны этих странных людей в особенных одеждах. Один из них подошел и сел рядом со мной.

– Эй, чувствуешь, какая тут энергетика? – От удивления я даже слегка наклонился назад, посмотрев на него так, словно вопрошал: «Да кто ты вообще такой и откуда ты взялся?» А он продолжал спрашивать:

– Откуда ты, парень?

– Из Нью-Йорка, США, – ответил я.

– Где живешь в Нью-Йорке?

– В Бруклине.

– Где именно в Бруклине?

– В Бенсонхерсте.

– А точнее?

– Бэй Парквей.

– Да ну! А я с Бэс Авеню! Ты в какой школе учился?

– В школе Нового Утрехта.

– Утрехт! Я учился в Лафайете. Мы вам каждый год надирали задницу в футбол.

Все это начинало походить на полное безумие, особенно когда выяснилось, что когда-то я дружил с его кузиной, которая жила по соседству, и вообще у нас была куча общих друзей. Я удивленно хлопал глазами, глядя на этого человека в черном плаще и широкополой шляпе, рассказывающего мне о Бенсонхерсте. Я не мог более сдерживаться. Сбросив свои психологические доспехи, я взмахнул руками и спросил его, как ему удалось взобраться сюда, да еще и в таких одеждах.

– Я был на пути в Индию, – начал он. – Лет восемь назад. Я решил проехать через Израиль. Ну, ты понимаешь – Святая земля и все такое. Тогда это было легко. Границы с Ираном и Афганистаном были открыты, можно было легко пройти через них. Я думаю, билет на поезд из Стамбула до Нью-Дели стоил тогда баксов сорок. Однажды я поднимался прямо наверх, в полном одиночестве, – он указал пальцем на вершину, – и тут меня сразил свет. Он буквально убил меня наповал. Стрела света возникла совершенно из ниоткуда и пронзила меня насквозь! Я упал и сломал себе ногу, прямо здесь, – он показал голень правой ноги. – Тогда появились эти ребята из иешивы и отнесли меня к миквэ (резервуар для ритуального омовения и очищения от душевной нечистоты). Почти сразу нога моя излечилась. Ты же понимаешь, что я решил тщательно изучить все это. Тора – это наше наследие. Это самая таинственная книга из всех когда-либо написанных. Тебе тоже следует ознакомиться с ней. В конце концов, у тебя еврейская душа.

– Какая у меня душа? Да откуда тебе знать, кто я есть? – немедленно отреагировал я. Он улыбнулся так снисходительно, словно слышал все это и раньше. Как бы то ни было, мы уже успели проникнуться друг к другу доверием, и вообще – мы выросли в одном районе. Остаток дня мы провели вместе. При рождении его назвали Ричардом Гринфилдом, но сейчас его звали Рубен. В тот день он провел для меня увлекательную экскурсию по Сиону. Мы остановились у комнаты, в которой совершалась Тайная Вечеря, и Рубен рассказал, что однажды Папа Римский предлагал Рабби миллионы долларов за нее. Разумеется, Рабби не согласился.

Мы поднялись на башню, и сверху нам открылась удивительная панорама пустыни.

– Наверно, когда-то давно мы с тобой прошли долгий путь вместе. Мы были в пустыне, когда Моисей получил Тору, – сказал Рубен. Он говорил об этом так уверенно и даже торжественно, что было ясно: некоторые ортодоксальные мистические школы верят в реинкарнацию. Я начал подробно расспрашивать о его философии, о мотивах, побудивших его остаться в Израиле.

– Должен признаться, – продолжил он серьезным тоном, – мне до сих пор с трудом верится, что мне позволили остаться здесь жить и изучать законы мироздания. Если бы хоть что-то пошло не так, я бы вернулся в Америку и занялся своими делами. Но меня, как и тебя, интересовали только самые возвышенные вещи, наше наследие, передаваемое из поколения в поколение от отца нашего Авраама.

Да, я тоже интересовался только «самым возвышенным». Прозвучало это как типичный подхалимаж, но происходящее в принципе поражало меня так сильно, что я попросил его продолжить свой рассказ. Он произнес имена еврейских отцов-основателей на иврите: «Элохай Аврахам, Элохай Ицхак, Элохай Иааков». Земля обетованная получила не только завет, но и миссию стать царством священников, святым народом, чьи потомки количеством своим превзойдут число звезд в ночном небе. Пустынные отшельники, запертые в гетто, ищущие укрытие в Книге и Законе. Сегодня двенадцать колен снова слышат зов дома. Сегодня наступил день пророчества. Скоро снова придет Он, Единственный, чтобы сокрушить идолопоклонников, служащих Ваалу.

– В прошлом, – говорил Рубен, – мне довелось милостью Божией пережить опыт выхода за пределы формы, ощутить единство с самой сутью троицы Любовь-Бог-Существо. Все же нечто продолжало тянуть меня обратно в физический мир, я снова вступал на почву его дуальности. Тогда я думал, что причина кроется в самом моем теле, и я искал способы преодолеть его влияние окончательно и бесповоротно. Я соблюдал многодневные посты, занимался йогой, принимал пищу по рецептам макробиотики. А когда стал учиться, осознал, что все это невозможно, и вообще – противоречит законам мироздания. Я понял, что должен примириться с божественной любовью и принять в качестве цели просветления жизнь в материальном мире. И чем больше я учился, тем больше осознавал неизбежность тотального принятия этого простого вывода. Иначе я просто бы отвергал божественную любовь.

«Учение» употреблялось им в самом широком контексте и означало не только штудирование Торы и раввинских комментариев к ней, но также и понимание жизни, какой ее уготовил Господь своим приверженным чадам. Подобно Аврааму, посмевшему оспорить наказание Господом Содома и Гоморры, каждый ученик мог подвергнуть сомнению любую доктрину, предположить любую возможность, раскрыть самые тонкие нюансы Закона. Только первая заповедь оставалась непоколебимой и бесспорной. «Я твой Господь, и я вывел тебя из земли египетской. Да не будет у тебя никаких других богов кроме Меня». Основанием для всего сущего было как раз принятие этого Вечного.