– Что делать? – отвечал Некрасов. – Никитенко в роли редактора – наименьшее из зол. Приходится идти под двойную цензуру.

– Да разве я этого не понимаю? – серьезно сказал Белинский. – Мы же обучены хитрости. – Он еще раз взглянул в бумаги, лежавшие на столе. – Надо ли говорить, господа, что вы меня воскресили?

В кабинет вошли Марья Васильевна и врач. Посетители удалились в столовую.

– Неужто он так плох? – Тихо спросил Панаев. Некрасов молча указал на едва прикрытую дверь.

Виссарион Григорьевич терпеливо подчинился осмотру. За окнами стоял ненастный октябрьский день. Казалось, и здоровым легким трудно дышать этой сыростью. Доктор Тильман, издавна лечивший Белинского, недовольно бурчал:

– Хоть бы до зимы не возвращались вы в Петербург!

Медик снова принимался выслушивать исхудалую грудь пациента и удивленно на него поглядывал: тяжелому состоянию больного никак не соответствовало его чрезвычайно приподнятое настроение.

– Подштопайте меня поскорее, доктор! – просил Белинский. – Валяться нет мне никакой возможности!

– Главное – покой, – отвечал доктор. – И никаких волнений. Иначе будете сами себя штопать.

К больному после отъезда врача вернулись посетители.

– Скучные собеседники эти доктора, – встретил их Белинский. – Не приведи аллах! Он меня стукал, а я все думал… Обязательства подписываете вы, господа, немалые, а как будет с деньгами? Толстой-то расщедрился?

– От Толстого пока ничего нет, – отвечал Некрасов, – хотя я не раз ему писал.

– Вот они, просвещенные помещики! – откликнулся Белинский.

– Ни минуты не сомневаюсь в слове Григория Михайловича, – вступился Панаев. – Пока хватит и моего пая.

– А завтра? – Белинский обратился к Некрасову: – Ну как пустим Ивана Ивановича гулять по белу свету без штанов?

Некрасов вынул из бокового кармана большой сложенный лист ярко-зеленого цвета. В глаза Белинскому бросились крупные печатные буквы. Некрасов развернул афишу:

– Вот объявление о «Современнике», которое разослано в провинциальные города и на днях появится на улицах Петербурга. Как же не поддержат нас подписчики деньгами?

– За вами никто не угонится, Николай Алексеевич! – Белинский начал читать бодрым голосом: – «Современник», основанный А. С. Пушкиным… подвергается совершенному преобразованию… Главная заботливость редакции обращена будет…» Так-так, – одобрительно повторял Виссарион Григорьевич, пробегая глазами объявление. – «…чтобы журнал наполнялся произведениями, достоинством и направлением своим вполне соответствующими успехам и потребностям современного общества…»

Белинский пробежал объявление до конца и вернулся к началу:

– «Современник», основанный А. С. Пушкиным…» Когда-то звал меня Александр Сергеевич помогать ему в журнале, да, увы, осиротел «Современник». А вот сызнова же буду работать в журнале, начатом Пушкиным!

В кабинет вернулась Марья Васильевна.

– Тебе нужен прежде всего покой, – сказала Мари. – Прошу извинить нас, – обратилась она к засидевшимся посетителям.

Гости удалились.

– Отлежусь, Мари, когда будет время, – сказал Белинский. – А теперь прошу простить, шутка ли – поставить на ноги новый журнал!

Подписчики «Отечественных записок», хорошо осведомленные об уходе Белинского, читали в те же дни его статью в журнале Краевского. Это была последняя, одиннадцатая статья о Пушкине. Виссарион Григорьевич передал ее Краевскому еще весной, оставляя «Отечественные записки» навсегда.

Андрей Александрович держал статью, но не печатал. Теперь пустил в октябрьский номер. Не верьте, мол, люди добрые, слухам, в «Отечественных записках» ничего не изменилось. И Белинский печатается по-прежнему. Этим маневром он рассчитывал поймать простаков при наступающей подписке. Впрочем, и другие замыслы вынашивал редактор-издатель «Отечественных записок», учуявший опасную силу обновленного «Современника».

У Белинского постоянно бывали посетители. С Некрасовым и Панаевым обсуждался состав первого номера. Весь запас, собранный Белинским для «Левиафана», пошел в «Современник». Но этого было недостаточно. Панаев заказывал новые статьи. Некрасов печатал объявления в журналах, закупал бумагу, заботился о подписке в провинции.

Каждый день приходил Тургенев. Он только что вернулся из деревни.

– Теперь, – говорил Иван Сергеевич, – завалю вас стихами и прозой, заказывайте переводы, рецензии, даже от фельетона не откажусь.