— Какие вещи? Кто увез?

— Краденые вещи. А увезли их отсюда Ежов с Тропининым. Ну да ты и сама все лучше меня знаешь! А чего не знаешь, эти ребята тебе скоро дорасскажут. Ждут они тебя в одном месте.

— Глаза у Любки сузились и сухо, зло заблестели.

— А может, и не все они отсюда вывезли, — сказал Бородин, — вдруг да оставили что. Поэтому мы проведем тут обыск, ты уж не взыщи.

Орехов показал Любке ордер. Андрейчиков уже привел понятых. Любка завертелась на стуле, как на горячих углях.

— Сиди спокойно! — строгим голосом велел ей Бородин.

Занимаясь делом, он старался не спускать с нее глаз.

В передней комнате краденых вещей не нашли. В другой, смежной, следователь выковырял из щели синий пластмассовый язычок от застежки — «молнии».

Бородин показал Любке находку.

— У тебя есть такая «молния»?

Ответить Любка не успела: из смежной комнаты донесся удивленный возглас Орехова:

— Ё-мое!..

— Что там? — крикнул Бородин.

Орехов показался в проеме двери. Он держал в вытянутой руке полную горсть украшений из золота с просверками драгоценных камней.

Пораженные увиденным Андрейчиков и Бородин подскочили к нему поглядеть на это чудо.

— Ну-ка, ну-ка!.. Вот это да!..

Лишь на какие-то секунды Бородин выпустил Любку из виду. А когда спохватился и обернулся, ее в комнате уже не было.

— В туалет пошла, — сказала женщина-понятая.

Но в туалете, как и следовало ожидать, Любки тоже не было.

Бородин выскочил на лестничную площадку и услышал, как дважды хлопнули двери подъезда. Он кинулся вниз по лестнице, прыгая через пять-шесть ступенек.

Выскочив из подъезда, он сумел ухватить взглядом в сгустившихся сумерках рыжую голову, мелькнувшую за прутьями высокой ограды, окаймлявшей территорию детского комбината.

Любка бежала через двор на улицу. А когда Бородин выбежал вслед за ней на тротуар, Любка уже неслась меж домами по другую сторону улицы Каляева.

Бородин еще поднажал. Расстояние между ними заметно сокращалось. Любка понеслась было прямиком к стоявшему поодаль школьному зданию, однако, немного не добежав до него, круто повернула вправо, опять на улицу Каляева.

Выскочив на тротуар, она пронзительно завопила:

— Помогите! Грабят!

Бородин был в штатском, и это осложнило его положение. Какие-то двое подвыпивших мужиков попытались его остановить, но ему удалось проскочить мимо них.

А чертовка продолжала орать благим матом, она неслась по тротуару к самым людным местам. Прохожие испуганно шарахались от Бородина и что-то кричали ему в спину.

Наконец он настиг девчонку и ухватил за ворот куртки. Любка пронзительно визжала и извивалась у него в руках. Вокруг них стала собираться толпа. Кто-то предлагал вызвать милицию.

— Я — сотрудник милиции! — крикнул он зевакам.

— Врет! — заверещала Любка. — Он куртку хотел снять! — и тут, изловчившись, она вонзила в ладонь Бородина острые, как у хищного зверька, зубы.

Воспользовавшись замешательством сыщика, у которого от боли потемнело в глазах, она вьюном вывернулась из его рук и опять задала стрекоча.

На этот раз он ухватил ее крепче. Но эта рыжая зверюшка села на тротуар, обхватила обеими руками его ногу и впилась зубами ему в бедро. Бородин непроизвольно ухватился рукой за укушенное место, а Любка принялась рвать зубами его ладонь. К счастью, ребро правой ладони было у Бородина мозолистым и твердым, как панцирь черепахи, и оказалось Любке не по зубам.

А тут подоспел на машине и Андрейчиков. Вдвоем кое-как впихнули продолжавшую вопить и извиваться Любку на заднее сиденье «Жигулей», а как только дверца захлопнулась, Любка тут же притихла. Всю дорогу до милиции она, не отрываясь, смотрела в окно, на проносившиеся мимо дома и прохожих.

«Чего доброго, еще и шрамы останутся, будет память на всю жизнь», — сердито размышлял Бородин, сидя рядом с Любкой и прижимая носовой платок к ноющей ладони.

И словно угадав его мысли, Любка вдруг повернулась к сыщику лицом, взглянула участливо в глаза и спросила:

— Тебе очень больно?

Дмитрий Ежов, когда его задержали и доставили в милицию, сразу же потребовал адвоката. В противном случае он отказывался что-либо говорить.

Это был жилистый крепыш двадцати восьми лет с темно-голубыми холодными глазами и перебитым носом на круглом лице.

Пока дожидались адвоката, Бородин показал Дмитрию его фотокарточку:

— Узнаешь молодца?

Ежов поглядел и удивился:

— Где взяли?