– Не смогли приспособиться к изменившейся обстановке, – сразу ответила Мелисса-Джейн.

Питер сказал:

– Вот и с чувством чести то же самое. Уж не устарело ли это понятие в современном мире? – И сразу увидел в ее взгляде изумление и боль – и понял: они ступили на опасную почву.

Его дочь страстно любит все живое, особенно людей. Несмотря на возраст, у нее сформировавшиеся политические и социальные взгляды, она верит в идеалы и в основополагающую красоту и доброту человечества. Конечно, впереди ее ждут годы болезненной утраты иллюзий. Слова «человек чести» для Мелиссы-Джейн звучали как посвящение в рыцари, к кому бы ни прилагалось это определение: к принцу Уэльскому или популярному певцу с нелепым именем, которое Питер никак не может запомнить, к Вирджинии Уэйд, недавней чемпионке Уимблдона, или к учителю из Роудин, [18] который пробудил в ней интерес к медицине. Питер знал, он должен быть благодарен за то, что его включили в это избранное общество.

– Я постараюсь оправдать твое мнение обо мне. – Он наклонился и поцеловал ее, удивленный силой собственного чувства к этому ребенку-женщине. – А сейчас слишком холодно, чтобы стоять тут дальше, и Пат никогда не простит нас, если мы опоздаем на ленч.

Их лошади процокали по булыжникам двора конюшни. Ехали рядом, нога к ноге, и, прежде чем спешиться, Питер окинул взглядом здание, которое всегда было его домом, хотя теперь и отошло вместе с титулом к Стивену, его старшему брату. Правда, всего на три часа, но тем не менее старшему.

Дом из красного кирпича, с крышей, наклоненной под пятьюдесятью самыми разными углами. Еще чуть-чуть, и дом стал бы уродливым, но именно это чуть-чуть делало его волшебным, сказочным. Питер никогда не завидовал Стивену, который любил это расползшееся здание едва ли не страстно.

Может быть, именно желание владеть этим домом и вернуть ему былую славу подвигло Стивена на сверхчеловеческие усилия, которые должен приложить житель Англии, чтобы вопреки налогам и социалистическим ограничениям заработать состояние.

Стивен не пожалел сил, и теперь «Тисовое аббатство» процветает, аккуратное и ухоженное, с великолепным садом, а Стивен живет так, как и подобает баронету.

Дела его столь сложны и разбросаны по стольким континентам, что, должно быть, даже английские налоговые инспекторы устрашились. Питер однажды поднял эту тему в разговоре, и Стивен спокойно ответил:

– Когда закон явно несправедлив, как наше налогообложение, долг честного человека нарушать его.

Старомодная порядочность Питера встала на дыбы, но он промолчал.

Странно, что жизнь братьев сложилась именно так, ведь более умным всегда считался Питер, а Стивена в семье называли не иначе, как «бедный Стивен». Никто не удивился, когда Стивен ушел из Сандхерста с последнего курса (при этом о нем ходили всякие темные слухи), однако спустя два года он уже был миллионером, а Питер – всего лишь скромным вторым лейтенантом английской армии. Питер беззлобно улыбнулся этому воспоминанию; он всегда очень любил старшего брата. Но в этот миг течение его мыслей прервалось: краем глаза он увидел блестящий, как зеркало, зад серебристого лимузина, припаркованного у конюшни. Длинный «мерседес-бенц», какие любят поп-звезды, шофер в синей форменной тужурке деловито драит кузов до еще большего блеска. Даже у Стивена не было такой машины, и Питер был заинтригован. Гости «Тисового аббатства» всегда интересны. Стивен Страйд не приглашал тех, у кого нет власти, большого богатства или исключительного таланта. За «шестисотым мерседесом» стоял другой, поменьше, черный, и в нем двое с жесткими лицами – телохранители.

Мелисса-Джейн тоже увидела машину.

– Похоже, еще один разжиревший плутократ, – сказала она. У нее это выражение обычно означало крайнее неодобрение. Помогая дочери снять седло и растирая лошадей, Питер думал о ее жаргоне. Они рука об руку прошли через розарий и, смеясь, вошли в главную гостиную.

– Питер, старина! – Стивен пошел им навстречу; высокий, как брат, когда-то он был таким же стройным, но от благополучной жизни округлился, а обычные для крупного дельца стрессы выбелили волосы на висках и вплели в усы серебряные нити. Лицо баронета, более мясистое и красное, чем у Питера, не повторяло черты брата, как в зеркале, но все же сходство было очень сильно, особенно теперь, когда это лицо светилось удовольствием. – Я думал, ты сломал себе шею, черт полосатый! – Стивен тщательно культивировал грубоватые манеры деревенского сквайра, чтобы скрыть свой острый, проницательный ум. – Он повернулся к Мелиссе-Джейн и с удовольствием обнял ее. – Как дела у Флоренс Найтингейл?

– Она душка, дядя Стивен. Я никогда не смогу отблагодарить тебя.

– Питер, я хотел бы познакомить тебя с очаровательной дамой...

Она разговаривала с Патрицией Страйд, женой Питера, но теперь повернулась, и зимнее солнце, лившееся через окно за ее спиной, окружило ее мягким романтическим ореолом.

Питер почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Кто-то словно сжал его сердце в кулаке, не давал дышать.

Он сразу узнал ее по фотографии, которую видел в досье о похищении ее мужа. На одном этапе расследования казалось, что похитители вместе со своей жертвой пересекли Ла-Манш, и «Тор» целую неделю провел в состоянии «Альфа». Питер изучал фотографии, собранные из десятка источников, но даже глянцевые цветные снимки из «Вог» и «Жур де Франс» не могли передать великолепие этой женщины.

Удивительно, но он заметил, что и она его узнала. Выражение ее лица не изменилось, но глаза на мгновение вспыхнули темно-зеленым изумрудным светом. Подойдя к ней, он понял, что она высокая, но прекрасные пропорции скрадывают рост. Юбка из тонкого шерстяного крепа подчеркивала длинные, красивые ноги балерины.

– Баронесса, позвольте представить вам моего брата. Генерал Страйд.

– Здравствуйте, генерал. – Почти безупречный английский, голос низкий и чуть хриплый, очень привлекательный легкий акцент, но его звание она произнесла отчетливо, в три слога. [19]