Когда они пошли вниз, она продолжала говорить.

– Мясники, сотворившие это с Аароном, остались на свободе, а общество только наблюдало за их действиями – бессильное, упорно лишающее себя возможности защититься от следующего нападения. Америка буквально упразднила свои разведывательные службы; она так связала им руки и выставила напоказ, что они практически безоружны. Вашу страну, как и все прочие европейские страны, тревожат только собственные проблемы. Нет международного подхода к проблеме, общей по своей сути. «Атлас» – отличная идея, но то, что он используется только для возмездия и только в исключительных обстоятельствах, ограничивает его возможности. Однако стоит общественности заподозрить, что подобная организация существует, левые разорвут ее на клочки, как стая голодных гиен. – Баронесса легонько сжала руку Питера и искоса посмотрела на него серьезными раскосыми изумрудными глазами. – Да, генерал, я знаю об «Атласе», но не спрашивайте, откуда.

Питер промолчал. Они вошли в лес, осторожно ступая по скользкой крутой тропе.

– После смерти мужа я много думала о том, как, оставаясь в рамках закона, уберечь знакомый нам мир. Вместе с «Альтман Индастриз» я унаследовала обширную международную систему сбора информации, настроенную, естественно, исключительно на коммерцию и промышленность... – Ее негромкий напряженный голос действовал на Питера гипнотически. Баронесса описала, как с помощью денег и влияния сумела проникнуть в пределы, недоступные большинству людей, и увидеть цельную картину нового мира насилия и страха. – Ограничения Интерпола – самоубийственное правило не иметь дела с преступлениями, имеющими политическую подоплеку, – меня не связывали. И лишь узнав все, я вновь столкнулась с самоуничтожительным образом мысли, который прикрывается демократией и свободой индивидуума. Я сумела предвосхитить удар террористов и предупредила власти, но «намерение не преступление», сказали мне, и обоих преступников тихо проводили до границы и освободили, чтобы они открыто готовились к следующему удару. Мир должен ждать этого удара, ему запрещено принимать превентивные меры, а когда наступает время этих мер, мешает неразбериха с ответственностью разных государств и усложненная концепция минимальных затрат... – Баронесса смолкла. – Но все это вы знаете. Вы много писали на эту тему.

– Интересно услышать еще раз.

– Скоро я подойду к самому интересному... но мы почти дошли до дома.

– Пойдемте, – Питер повел баронессу мимо конюшен к павильону с плавательным бассейном. От подогретой воды поднимался пар, роскошные тропические растения представляли странный контраст с зимним пейзажем за стеклянными стенами.

Они устроились на качелях, рядышком, чтобы не повышать голоса; напряжение отчасти спало. Баронесса сняла шляпу, шарф и жакет, бросила на плетеное кресло напротив, вздохнула и опустилась на подушки.

– Со слов сэра Стивена я поняла: он хочет, чтобы вы работали в банке. – Она искоса взглянула на Питера. – Должно быть, трудно, когда за тобой так присматривают.

– Боюсь, в отличие от Стивена мне не свойственно почтение к деньгам.

– Это приходит со временем, генерал Страйд, – заверила его собеседница. – И может войти в привычку.

Внезапно в павильоне разразилась буря острот, криков и смеха – появились дети обоих Страйдов; вид Питера и баронессы на качелях их немного угомонил.

Младший сын Стивена – упитанный, отчего костюм казался ему тесным, с серебряными скобками на зубах – закатил глаза, указывая на них взглядом, и громким драматическим шепотом сказал Мелиссе-Джейн:

– Je t'aime, ma cherie, [20] падай в обморок!

За чудовищное произношение он получил отповедь хриплым шепотом и толчок в спину, от которого отлетел в глубокую часть бассейна.

Баронесса улыбнулась.

– Ваша дочь очень заботится о вас, – она повернулась и посмотрела в лицо Питеру. – Или это ревность? – И, не дожидаясь ответа, задала другой вопрос. Дети смеялись и шумели, и Питеру показалось, что он ослышался.

– Что вы сказали? – осторожно спросил он, стараясь не выдать себя выражением лица, и баронесса повторила:

– Означает ли для вас что-нибудь имя Калиф?

Питер слегка нахмурился, делая вид, что задумался, и в его памяти всплыли страшные микросекунды смертельной схватки: дым, пламя, выстрелы, темноволосая девушка в красной рубашке кричит: «Не убивайте нас! Калиф сказал, что мы не умрем! Калиф...» Его пуля не дала ей договорить, влетев в открытый рот. С тех пор это слово преследовало его, он испробовал тысячи вариаций, искал смысл и значение, рассматривал возможность того, что расслышал неправильно. Теперь он знал, что это не так.

– Калиф? – переспросил он. Ему казалось, что важно не соглашаться, ведь нужно что-то оставить в резерве, не дать унести себя потоку воли этой личности, этой женщины. – Это мусульманский титул. Мне кажется, он буквально означает «наследник Мухаммеда, преемник пророка».

– Да. – Она нетерпеливо кивнула. – Титул религиозного и гражданского руководителя. Но слышали ли вы, чтобы его использовали как кодовое имя?

– Нет. Простите, не слышал. А что оно означает?

– Как знать – даже мои собственные источники не дают точных сведений. – Баронесса вздохнула, и они стали молча следить за Мелиссой-Джейн. Девочка ждала, когда Питер обратит на нее внимание, а когда дождалась, легко пробежала по мостику, легкая, как ласточка, исполнила прыжок в полтора оборота, войдя в воду почти без брызг, тут же вынырнула с прилипшими к лицу волосами и посмотрела на Питера в ожидании одобрения.

– Прекрасный ребенок, – сказала баронесса. – У меня нет детей. Аарон хотел сына – но нет. – В ее глазах была настоящая печаль, и она постаралась ее скрыть. На другой стороне павильона Мелисса-Джейн выбралась из бассейна и быстро завернулась в полотенце, прикрыв грудь, уже довольно большую и в то же время настолько непривычную, что она составляла для девочки постоянный источник замешательства и стыдливой гордости.

– Вы говорили о Калифе, – напомнил Питер, и баронесса повернулась к нему.