Л Н. Толстой
Шрифт:
Всхъ струговъ съ войсками и запасами было 1300. Если бъ вс струги шли въ нитку одинъ за другимъ, они бы вытянулись на 50 верстъ; а такъ какъ они шли въ 3 части и далеко другъ отъ друга, то передніе ужъ близко подходили къ Черкаску, а задніе недалеко отошли отъ Воронежа. Впереди всхъ шли солдатскіе полки на 111 стругахъ; за ними плыли потшные два полка196 съ Головинымъ Генераломъ, въ третьихъ плылъ Шейнъ бояринъ, надъ всми воевода, со всми войсковыми запасами.
Позади всхъ, на недлю впередъ пустивъ войска на стругахъ, плылъ самъ Царь въ 30 вновь построенныхъ корабляхъ съ приказами, казною и начальными людьми.
Въ Николинъ день, 9-го Мая, на половин пути у Хопра, Царь догналъ и обогналъ середній караванъ, — тотъ самый, въ которомъ плыли его два любимые потшные полка, Преображенскій и Семеновскій. Въ караван этомъ было 77 струговъ. Впереди всхъ шли 7 струговъ съ стрлецкимъ Сухарева полкомъ по 130 человкъ въ каждомъ, позади — Дементьева, Озерова, Головцына, Мокшеева, Батурина стрлецкіе полки на 29 стругахъ; за ними шелъ Семеновскій полкъ на 8 стругахъ, а за ними съ казною 2 струга, 2 судейскихъ, 1 дьячій, 1 духовницкій, 2 бомбардирскихъ, 1 дохтурскій, 3 Нмца Тимермана съ разрывными запасами, за ними — съ больными 9 струговъ, за ними генеральскіе 2 струга и, позади всхъ, 13 струговъ амендина полка, и на нихъ по 100 человкъ Преображенскаго полка, всхъ 1200.
Въ Преображенскомъ полку большая половина была новобранцы. — Собрали ихъ на святкахъ въ Москв изъ всякихъ людей, <и женъ и дтей ихъ поселили въ Преображенскомъ, а самихъ,> одли въ мундиры темнозеленые и обучили солдатскому строю. Новобранцы были больше боярскіе холопы, но были и посадскіе люди и дворяне бдные. Прежніе солдаты прозвали новобранцевъ обросимами, и на плыву отпихнули обросимовъ на особые струги. Обросимы плыли позади всхъ.197
На заднемъ струг плыли прапорщикъ Нмецъ, сержантъ Бухвостовъ198 и 106 человкъ солдатъ обросимовъ. Всю ночь они плыли на гребл, чуть не утыкаясь носомъ въ корму передоваго струга.
Наканун была первая гроза. Въ полденъ былъ громъ и молнія, и во всю короткую ночь прогромыхивало за горами праваго берега, и молонья освщала темную воду и спящихъ солдатъ въ повалку на новаго лса палуб и гребцовъ, стоя равномрно качавшихся и правильно взрывающихъ воду. Въ ночь раза два принимался накрапывать дождь, теплый, прямой и рдкій. Къ утру на неб стояли прозрачныя тучи, и на лвой сторон, на восток, каймою отдлялось чистое небо, и на этой кайм поднялось красное солнце, взошло выше, за рдкія тучи, но скоро разсыпало эти тучи, сначала срыми клубами, какъ дымъ, а потомъ блыми курчавыми облаками разогнало эти тучи по широкому небу199и свтлое, не горячее, ослпляющее, пошло все выше и выше по чистому голубому небу.
Дло было къ завтраку. Съ разсвта гребла все таже вторая смна 16 паръ по 8 веселъ со стороны. И ужъ намахались солдатскія руки и спины, наболли груди, налегая на веслы. Пора было смнить, и ужъ не разъ покрикивали гребцы лоцману. Лоцманъ былъ выборный изъ нихъ же, Обросимовъ, широкоплечій, приземистый солдатъ Алексй Щепотевъ.
— Пора смну, Алексй, что стоишь.
Но Алексй въ одной рубах и порткахъ, въ шляп, поглядывал, щуря на золотое солнце свои небольшіе глаза, казавшіеся еще меньше отъ оспенныхъ шрамовъ, опять впередъ, на загибъ Дона, на струги, бжавшіе впереди; и только всмъ задомъ чуть поворачивалъ руль, и не отвчалъ.
— Вишь чортъ, у его не бось жопа не заболитъ поворачивать то, — говорили солдаты, раскачиваясь, занося весла.
Изъ рубленной каюты на корм <вышелъ> Нмецъ капитанъ въ чулкахъ, башмакахъ, и зеленомъ [?] разстегнутомъ кафтан. Оглядлся.
— Алексе, — сказалъ онъ, — которы смнъ.
— Вторая, Ульянъ Иванычъ.
— Надо смнить. А парусъ не можно? — спросилъ Нмецъ.
— Не возьметъ, Ульянъ Иванычъ, вонъ видишь — на Черноковымъ струг пытались, да спустили опять, — сказалъ Щепотевъ, указывая впередъ на дальніе струги, загибавшіе опять впередъ по Дону.
— Ну смняй.
— Позавтракали чтоль? — спросилъ Алексй.
— А то нтъ, — отвчали съ носу, прожовавши хлбъ.
— Смна! — крикнулъ Алексй негромко, и сразу подняли веслы гребцы, и зашевелились на сырой палуб, потягиваясь, поднимаясь, застучали ноги, и 16 человкъ гребцовъ подошли на смну, и одинъ старшой подошелъ на смну лоцмана.
— Ну, разомъ, ребята! берись!
Стукнули глухо о дерево борта ясеновыя, ужъ стертыя, весла, ударили по вод, но заплескали не ровно.
— Но черти! заспались, разомъ!
Тихій голосъ заплъ: «Вы далече, вы далече... во чистомъ пол», — весла поднялись, остановились и разомъ стукнули по дереву борта, плеснули по вод, и дернулся впередъ стругъ, такъ что качнулся Ульянъ Иванычъ, закуривавшій трубку у выхода изъ каюты, и Алексй Щепотевъ, переходившій въ это время къ носу, скоре сдлалъ шагъ впередъ, чтобъ не свихнуться. Алексй съ смной, снявшейся съ гребли, прошелъ къ носу. И вс стали разуваться и мыться, доставая ведромъ на веревк изъ подъ носа журчавшую воду.
Позавтракавъ, сидя кругомъ котла съ кашей, каждый съ своей ложкой, люди помолились на востокъ, и разслись, разлеглись по угламь на кафтанахъ, кто работая иглой, чиня портища, кто шиломъ за башмаками, кто повал[ясь] на брюх на скрещенныя руки, кто сдвинувшись кучкой, разговаривая и поглядывая на берега, на деревню, мимо которой шли и гд, видно, народъ шелъ къ обдни, кто въ отбивку отъ другихъ сидя и думая, какъ думается на вод. Алексй Щепотевъ200 легъ на своемъ мстечк у самаго носа на брюхо и глядлъ, то внизъ на смоленый носъ, какъ онъ перъ по вод и какъ вода, струясь, разбгалась подъ нимъ, то впередъ, на лодку и правило передняго струга, какъ они шаговъ за 100 впереди струили воду.201 Кругомъ его шумлъ народъ, смялись, храпли, ругались, весело покрикивали гребцы, еще свжіе на работ и еще только разогрвшіе[ся] и развеселившіеся отъ работы. На берегу, близко, слышенъ былъ звонъ, и солдаты перекрикивались съ народомъ изъ села. Онъ не смотрлъ, не слушалъ и не думалъ, и не вспоминалъ, а молился Богу. И не объ чемъ нибудь, онъ молился Богу. Онъ и не зналъ, что онъ молится Богу, а онъ удивлялся202 на себя. Ему жутко было. Кто онъ такой? Зачмъ онъ, куда онъ плыветъ? Куда равномерное поталкива[ніе] веселъ съ этимъ звукомъ, куда несетъ его? И зачмъ и кто куда плывутъ? И что бы ему сдлать съ собой. Куда бы двать эту силу, какую онъ чуетъ въ себ? Съ нимъ бывала эта тоска прежде и проходила только отъ водки. Онъ перевернулся.