Вася точно знал, что такая жизнь не для него. Но он понимал, что для такого, как Самсонов, идущего по головам других, даже не замечая этого, занятого на своем пути покорением женских сердец, их использованием для выхода на новый виток, Большая Слава – самая главная женщина, ради которой он изменяет и бросает всех остальных. Правда, эта дама – самая неверная и ненадежная из всех. Ведь она может и спиной повернуться. И поворачивается… И тогда мгновенно забывают тех, кому изменила Слава и Удача, но тысячи новых стремятся на встречу с ней, платя огромную цену за это свидание, которое не всегда случается по любви. Свидание Самсонова с самой неверной женщиной было явно без любви. Отвернется она от него или нет, еще неизвестно, а вот жертва этих конфликтных отношений уже лежит в морге.

– А женщины? Неужели они вот так спокойно относились к тому, что их бросали? – не удержался от вопроса Василий. – Ведь бывают очень мстительные дамы.

– Бывают. Но Самсонов таких избегал. Он вообще счастливчик. Ему все всё прощали, с пониманием относились к его поступкам, искренне считая, что их период в жизни художника завершен и ему надо идти дальше, поскольку он – большой талант, личность неординарная. Женщины – странные существа: мечтают о принцах, а любят негодяев.

– Вы не рассказали об отношениях Самсонова с Макеевой. Почему они расстались? Зачем она решила прийти к нему через столько лет? – спросил Власов, у которого и Самсонов, и Гнилов, сделанный из того же теста, вызывали чувство неосознанной брезгливости.

– Как обычно, сначала был страстный роман. Они познакомились на улице, ничего не зная друг о друге. Позднее выяснилось, что Лена – художница, причем хорошая. Самсонов, как большое одолжение сделал, разрешив ей работать в своей мастерской. Все работы оставались у него. Он вел себя, как мэтр, всегда что-то подправлял и подмазывал в ее картинах, потом продавал как свои работы. Поначалу Лена об этом даже не подозревала, а потом в каком-то журнале увидела интервью с Самсоновым и репродукцию своей работы, подписанную его именем. Вот с тех пор и пошло… Между ними начались грандиозные скандалы, а он всем друзьям рассказывал, что Лена просто обезумела от ревности, не дает ему прохода и т. п. Его все жалели, уговаривали оставить ее. В конце концов, когда они расстались, Самсонов создал ей репутацию такой идиотки и скандалистки, что Лена ни к кому из его друзей и подступиться не могла, не то что рассказывать об аферах Самсонова. И хотя она не собиралась подставлять Самсонова, он был рад, что изолировал Лену от своего окружения.

Почему она пришла к нему через столько лет, не знаю, могу только предположить. Этими отношениями она живет, простите, жила все это время. При всей вспыльчивости она всегда была человеком нерешительным. В минуту загоралась, но быстро остывала, и пойти на какой-то конкретный шаг для нее было почти невозможно. Она это понимала и мучилась от этого. Потому и пить начала. Ну а женский алкоголизм – это сложная штука, и понять поступки такой женщины, с одной стороны, трудно, а с другой… Под влиянием минуты или определенной информации, покоробившей и как-то задевшей ее, могла прийти и начать права качать. Если, конечно…

– Что значит «если, конечно»? – заинтересовался Власов.

– Если, конечно, ее не использовал кто-то третий. За Самсоновым столько всего, что его можно шантажировать до бесконечности. Правда, ему до сих пор удавалось выходить сухим из воды. Везунчик, – ответил Гнилов.

– А может этот третий вы и есть? – пристально глядя в глаза Алексею, спросил капитан.

– Нет, я зарок себе дал – с ним больше не связываться. Вот вызвали, пожалуйста, сразу приехал и готов отвечать на любые ваши вопросы. Однако сам не хочу с ним бороться. Это бессмысленно. Он известный человек, и всегда найдется кто-то, кто захочет ему помочь.

– Можно подумать, у него депутатская неприкосновенность, – ухмыльнулся Власов, в глубине души понимая правоту Гнилова.

– Не депутатская, но неприкосновенность. Вас замучают его защитники, вернее защитницы. Сами захотите поскорее закрыть дело, согласившись лучше на «глухарь», чем на копание во всем этом грязном белье.

– Посмотрим, – решительно сказал Власов.

– Посмотрим, – с некоторой надеждой вторил ему Гнилов.

Расставшись с Мариной, Микис отправился домой, обдумывая, как ему построить разговор с Сашей Алябьевой. Их отношения испортились давно, хотя внешне с обеих сторон поддерживалась иллюзия, что они по-прежнему общаются и она готова принять участие в любом его новом проекте. Самсонов прекрасно отдавал себе отчет, что это далеко не так, но не собирался ворошить осиное гнездо. Он очень прислушивался к мнению Марины, которая считала Сашу хорошим журналистом. Однако характер и способ устного изложения ее мыслей Самсонова никак не устраивали.

Уж очень независима она была в своих суждениях и абсолютно не щадила самолюбие Микиса, могла сказать ему все что угодно. Дескать, он не только в литературе ничего не понимает, но и в живописи, да и вообще, как она выражалась, не творческий человек.

Самсонова от Алябьевой просто трясло. Открытый конфликт произошел на заключительном этапе работы над книгой. Сначала она настояла на своем варианте обложки, которая, по ее мнению, была, в отличие от варианта Микиса, и стильной, и привлекающей взгляд. Это было и на самом деле так, но Самсонов не мог легко сдаться.