Оставшись одинъ, онъ долго ходилъ по комнат , досадуя на Нехлюдова. Было множество мелкихъ соображеній, по которымъ это д ло было ему крайне непріятно. И знакомства Аленина, и толки, и положеніе въ св т , притомъ онъ с дой, им етъ такую изв стность, сд лалъ мн особую честь, исключеніе, прі хавъ ко мн , и вдругъ такая исторія. Да просто нехорошо! Впрочемъ Нехлюдовъ хорошо говорилъ, думалъ онъ. Да зач мъ же грубо-то, вотъ что. Вс эти господа такіе. И снова онъ повторялъ въ памяти споръ Аленина съ Нехлюдовым и воображалъ, какъ бы это вовсе не могло случиться и какъ бы онъ могъ противуд йствовать этому, сказав то-то и то-то и получивъ въ отв тъ то-то и то-то. — Потомъ онъ сталъ думать о томъ, какъ замять это д ло, и посл долгихъ соображеній р шилъ завтра хать къ одной дам , которая очень дружна съ Аленинымъ, а потомъ н сколько разъ сряду быть на его музыкальномъ вечер . —

— Гд -то нашъ Н мецъ ночевать будетъ? — сказалъ Захаръ, разд вая барина: — даже жаль стало, какъ вс господа с ли по каретамъ, а онъ по морозцу въ своей епанч п шечкомъ поплелся.

— А холодно на двор ? — спросилъ Делесовъ. Ему завтра надо было много здить.

— Страшный морозъ, Дмитрій Иванычъ. — Скоро еще дровъ купить надо....

Албертъ въ это время, спрятавъ голову въ плечи, б жалъ по направленію къ Анн Ивановн , гд онъ над ялся переночевать нынче.

— Очень, очень хорошо говорилъ, — разсуждалъ онъ самъ съ собою. — Обо мн говорилъ, я понялъ, сейчасъ понялъ. — Горячій молодой челов къ и аристократъ, это видно. Я, когда мы выходили, поц ловалъ его. Онъ очень, очень мн понравился. Да и хозяинъ славный, славный, угостилъ, такъ что даже совс мъ не холодно. Хорошо, что онъ меня не удерживалъ. Я ужъ не могу, только ему непріятно бы было, — разсуждалъ онъ, все ускоряя и ускоряя шагъ и засунувъ руки въ карманы, локтями закутывая свой плащъ. — Теперь Анна Ивановна, в рно есть гости, опять я поиграю имъ, танцовать будемъ, будемъ веселиться!....

Съ такими мыслями онъ доб жалъ до Анны Ивановны, калитка была отперта, н сколько саней стояло около нея, и изъ с ней падалъ св тъ на сн гъ двора. — Такъ и есть, еще есть гости, — подумалъ онъ и постучался. Лицо Анны Ивановны высунулось изъ-за р шетки.

— А — это вы, Албертъ!

— Я, моя прелестница, — отв чалъ онъ, улыбаясь.

— Колосовъ тутъ, идите! — отв чала Анна Ивановна, съ озабоченнымъ видомъ оглядываясь назадъ и не отв чая на улыбку Алберта. Колосовъ былъ изв стный петербургской богачъ. Албертъ понялъ, что нельзя, пожалъ плечами и еще разъ улыбнулся.

— Ну до другаго раза, — сказалъ онъ, — прощайте.

— Жалко, что нельзя пустить, онъ не любитъ постороннихъ, — сказала Анна Ивановна, — гд же вы переночуете?

51 — О, у меня м стъ много, прощайте, — и Албертъ пошелъ назадъ.

— Куда? — представилось ему. — Э! все равно, только бы спать поскор е, къ дворнику на Гороховую. Маршъ, — и онъ поб жалъ туда.

Дворникъ, завернувшись въ тулупъ, спалъ на лавк у воротъ. — Албертъ постоялъ, радуясь, посмотр лъ на него, какъ онъ славно спитъ, и, не р шившись будить, проскользнулъ въ калитку. Тамъ онъ въ темнот , какъ домашній челов къ, взялъ на право, съ трудомъ отворилъ закостен лыми пальцами дверь и скрылся въ темной конюшни. Онъ зналъ, что одно стойло пустое, прошелъ туда и легъ, отдуваясь. Въ навозномъ пару было почти тепло. Онъ завернулся съ головой въ плащъ и сказалъ себ : — Теперь славно! Спать! — Но какъ и у вс хъ, прежде ч мъ заснуть, въ голов его стали появляться воспоминанія о прошедшемъ, мечты о будущемъ и еще Богъ знаетъ какіе отрывки жизни, перебивающіе одн другія. —

— Ого-го! Какъ онъ поклонился, — думалъ онъ объ Аленин , — строго и величественно. Это хорошо. Я это люблю. Они думаютъ, что я не зам чаю; н тъ, я все зам чаю. Что ежели бы мн когда-нибудь встр титься съ какимъ нибудь принцомъ инкогнито, я бы узналъ его, я бы ум лъ съ нимъ обойтись, я бы ему такъ сказалъ: Милостивой Государь, я люблю людей царской крови, пьемъ за ихъ здоровье. А потомъ еще и еще и игралъ бы ему. А онъ бы сказалъ: люблю артистовъ, вотъ вамъ 2 миліона съ половиной. О, какъ бы я ум лъ поступить съ ними. Меньше я не взялъ бы. Я бы купилъ виллу въ Италіи. — Тутъ ему представилась декорація петербургской оперы, представлявшей виллу ночью. — Луна бы была и море. Я сижу на берегу съ Еленой Миллеръ, и д ти тутъ б гаютъ. Н тъ, не надо д тей? Зач мъ д ти матери? У вс хъ насъ одинъ отецъ — Богъ. Ну, и сид лъ бы я съ ней, держалъ бы ее зa руку и ц ловалъ и потомъ зап лъ бы. — Тутъ въ голов его зап ла серенада Донъ-Жуана. — Она бы упала мн на грудь и заплакала. Но вдругъ страшный акордъ и дв расходящіяся хроматическія гаммы, впадающія въ еще бол е страшный акордъ. Буря, б гутъ въ красныхъ плащахъ вооруженные люди отнять ее. Н тъ! Я говорю ей: спи спокойно. Я! И все пройдетъ, и поетъ мягкая, легкая, веселая мелодія, ее подхватываютъ хоромъ д вицы въ б ленькихъ юбочкахъ съ голубыми лентами и большими косами, а мы ходимъ, и мелодія все поетъ и поетъ, расходится шире и шире. — Въ сара слышался звукъ катящихся экипажей, и изъ этаго звука въ голов его составлялись мелодіи одна прелестн е другой, которыя п ли то голоса, то хоры, то скрыпки, то весь оркестръ. Мелодія принимала все бол е и бол е строгой характеръ и перешла наконецъ въ мужской стройный и медленный надгробный хоръ.

— Смерть! — подумалъ онъ: — идетъ, подвигается тихими, м рными шагами и все, все бл дн етъ, вс радости изчезаютъ и въ зам нъ мелкихъ многихъ радостей открывается что-то одно ц лое, блестящее и громадное.

— Туда, туда. Скор е надо. Сколько тутъ нужно помнить, д лать, сколько нужно знать вещей, а я ничего не знаю. И чтожъ, хоть я и счастливъ? Меня любятъ, я люблю, никто мн не вредитъ, я никому не врежу, но туда, туда. Н тъ и не можетъ быть зд сь того счастья, которое я могу перенести и которое я знаю, н тъ этаго счастія ни у кого. А немножко меньше, немножко больше, разв не все равно. Все на такое короткое время. Не то что-то на этомъ св т , не то, совс мъ не то, что надо. Вотъ тамъ, въ Италіи, на берегу моря, гд апельсины и гд она моя и я наслаждаюсь ею. Будетъ это время, даже оно теперь начинаетъ быть, я чувствую. Идетъ, идетъ что-то, ужъ близко. Смерть, можетъ быть... т мъ лучше. Иди! Вотъ она! — Больше онъ ничего не думалъ и не чувствовалъ. Это была не смерть, а сладкой спокойный сонъ, который далъ ему на время лучшее благо міра — полное забвенье. 52

Гр. Л. Н. Толстой.

5 Октября

Ясная Поляна.

————

Федька былъ боленъ 3-й м сяцъ, — нутренность, какъ онъ говорилъ. Въ чемъ состояла эта бол знь, не знали ни его братъ, ни племянникъ, ни фельшеръ, которому показывали больнаго, ни самъ больной. Впрочемъ больной и не желалъ знать этаго. Онъ зналъ и говорилъ, что смерть его пришла и ничего больше. <Недавно еще онъ былъ мужикъ сильный, веселый, здилъ на курьерскихъ, п валъ п сни и любилъ выпить. Теперь второй м сяцъ онъ не сл залъ съ печи, изр дка стоналъ, просилъ испить и твердилъ несвязныя молитвы.> — Третьяго дня его причащали.

Мужъ сид лъ одинъ въ своей комнат и молчалъ, кузина сид ла подл него и молчала. Они искали и не находили, что бы сказать другъ другу, а чувствовали потребность сказать что нибудь. Одна св чка гор ла.

— Извините меня, мой другъ, — сказала кузина, — когда она еще была здорова (кузина вздохнула, мужъ тоже: онъ началъ обдумывать новый образъ жизни безъ жены, и ему пом шали), вамъ тяжело, но что жъ д лать? Она говорила, что желала бы покоиться съ матерью въ Щербинкахъ. Не отвезете ли вы ее, исполните ея посл днее желанье. Расходы, разум ется, не остановятъ васъ въ такомъ важномъ д л .