Боняку о смерти думать не хочется, пусть на коня он уже не соколом взлетает, но в стремя вступает без помощи телохранителей. Богатства Боняка неисчислимы. Никто не мог ответить на вопрос, сколько у него в табунах лошадей и какое поголовье скота…

Отправляясь в мир иной, Боняк должен все это оставить на земле, и некем ему будет повелевать. А ханом большой орды станет Булан. Он будет владеть всем, даже его женами…

В летнюю пору Боняк спит на ковре под открытым небом. Он отыскивает звезду отца, а найдя, подолгу разговаривает с ней. Боняк рассказывает отцу, что несколько лет сряду печенеги не ходили на Русь, но скоро он поведет их, и отец услышит, как орда пойдет на приступ стен Киева и ударит тараном по Золотым воротам…

Настанет время, и рядом со звездой отца загорится и его звезда, а под курганом останется его тело. С высоты Боняк станет осматривать степь, видеть улусы и свою юрту…

На своей жизни десятник Савелий не помнит такого, чтобы в такую пору появился печенег у самого острожка.

Весна запаздывала, ночами держались заморозки, и снег стаивал медленно. Может, потому печенега в острожке не ждали, а караульный на вышке зазевался и не заметил, как он выехал из-за бугра, остановился в какой-то сотне шагов и начал медленно наезжать на острожек. Видно, знал, что ратники безлошадны.

Шумнул караульный товарищам, а печенег кулаком грозит, по-своему что-то кричит. Обидно сделалось караульному, безнаказанно ведет себя печенег, натянул тугой лук и пустил стрелу. Думал, не достанет она печенега, ан стрела в коня угодила. Рухнула лошадь под степняком, едва он ногу из стремени освободил. Завизжал, погрозил печенег кулаком караульному.

Из избы выскочили ратники и, открыв створку ворот, выбежали из острожка. Кинулся печенег в степь, да видно тяжело бежать в длиннополом овчинном тулупе. Настигли его ратники. Печенег визжал и кусался, ему руки связали, поволокли в острожек.

Десятник Савелий по-печенежски малость разумел, допрос снял. Поначалу печенег ругался и плевался, но когда с него тулуп сняли, бока намяли, поутих, отвечать начал. Неутешительные вести сообщил печенег, вскоре сюда подойдет орда хана Булана, и тогда всех в остроге сожгут в избе, а орда разорит Русь.

— Эге, — покрутил головой десятник, — беда надвигается.

И спросил у степняка, когда ждать орду, но тот только плюнул.

— Видно, сам не знает, — заключил Савелий и, сунув печенегу под нос кулак, велел двум ратникам вести печенега в Переяславль к воеводе Поповичу.

Только и удивлялся Савелий, что ранней весной набега ждать? Некоторые ратники поверили печенегу, а кто и засомневался. Десятник прервал товарищей:

— Не будем гадать, воевода разберется.

Отвьюжила зима, вымела из всех своих закромов порошу. Стаивал снег, и местами черными латками открывалась земля. Была она не черной, не вспаханной ралом пахаря, а вековой целиной, с засохшей травой, со сросшимися корнями.

Привели ратники печенега в Переяславль к воеводе. Допросил Попович степняка, убедился, не врет, да только неизвестно печенегу, когда орда пойдет. А может, и выступила уже, может, с полпути послали печенега и тот не признался?

— Эко неурядица, — пробормотал воевода, — и это когда князь на Новгород нацелился!

Беспокоиться воеводе было отчего. Уйдет Владимир, останется в Киеве Борис, а орда в силе великой нахлынет…

На следующий день, послав гонца в Киев к великому князю, воевода отправился с несколькими гриднями в острожек к Савелию. Хотел спросить, какой запас еды был в саквах печенега, чтобы по ним судить, далеко ли удалился печенег от своего улуса. А может, послан он, чтобы узнать, не срубили ли русичи новых острожков и как укрепили засечную линию.

За Переяславль Александр Попович опасался меньше, чем за Киев, орда Переяславль краем затронет, а весь удар киевляне на себя примут. Не иначе Булан за добычей пойдет и потому, прорвавшись через рубеж, поведет орду в глубь Киевской Руси.

Ужли прознали печенеги о замыслах Владимира? Вот и решили, набег будет безнаказанным. С горечью, недобрым словом помянул воевода сыновей князя Владимира, начавшими усобицу. А что же станет после смерти Владимира?

Пока великий князь не оставит завещания, кому Киевом владеть, до той поры быть между братьями вражде. А может, сам князь Владимир не знал, кого считать старшим, Святополка ли, Ярослава?

Однако, если и оставить киевский стол по старшинству, миру между братьями не быть.

Весна пришла в степь, и не успел стаять снег, еще лежали местами белые латки, а уже расцвели подснежники, и пробилась первая зелень.

Вышел хан Булан из юрты, понюхал сырой воздух, хмыкнул одобрительно. Скоро он исполнит приказание старшего брата и, снявшись со среднего течения Донца, поведет свою орду к границам Урусии.

Когда Боняк вызвал к себе Булана и сказал об этом, то к радости прибавилось опасение, ну как князь урусов Владимир прознает об этом прежде времени и нашлет на Булана дружину? А такое может случиться, потому как у урусов на рубеже много острожков и зорких дозорных.