Промолчал Борис, а Владимир мысль закончил:

— Ино кто того не уяснит, править станет как во хмелю, и оттого государству урон, а люд, живущий в нем, без головы останется…

И, отпуская Бориса, сказал:

— Ты уж прости, сыне, часто я те о власти сказываю, слишком волнует она меня, чую конец свой…

Давно не получал Святополк такого удовольствия, как в нынешний день. Вернулся из Киева Путша и порадовал известием: великий князь собирается войной на Новгород. И ежели такое случится, то не станет Владимир завещать великий стол Ярославу. А еще уверял Путша, бояре киевские сыновей Анны на великий стол не допустят. В Киеве место Святополка.

Поздним вечером явился Путша к князю, и просидели до полуночи. Поведал Путша, Владимир во гневе, а еще недоволен великий князь нежеланием Бориса принять после Владимира Святославовича киевский стол.

Проводив Путшу, Святополк направился в опочивальную. Марыся уже спала. Отрок помог Святополку раздеться, поставил на столик плошку, закрыл за собой дверь.

Залез князь под одеяло, Марыся даже не пошевелилась. Крепкий сон у княгини. Святополк тронул жену за плечо, позвал:

— Марыся, слышь, Марыся!

— Что, князь? — Она сонно зевнула, повернулась к нему.

— Боярин Путша из Киева приехал.

— Разве не мог ты сказать о том утром? К чему сон разогнал!

— Весть необычную привез боярин. Ярослав с новгородцами дань отказались платить Киеву, быть войне с новгородцами.

— Але впервой такое, когда город на город поднимались? В Польше ли не бывало? Всегда ль шляхта королю повинна?

— Ярослав в немилости будет у великого князя, Борис от Киева отказывается, кому великий стол достанется? Мне!

— О Матка Бозка, я буду великой княгиней, женой круля Руси! Когда такое случится, Святополк?

— Скончается Владимир, и я стану великом князем.

— Езус Мария, он может жить долго! — разочарованно протянула Марыся.

— Я ль не жду того часа? Теперь я думаю, Марыся, мне не стоило рядиться с твоим отцом и обещать ему Червенские города.

— Зачем они тебе, Святополк? Разве без них Киевская Русь не будет большой? Тебе, князь Святополк, лучше иметь с королем мир.

— Иметь мир? У твоего отца, Марыся, хватка волка. Сожрав Червону Русь, он возалчет и иные наши земли. Живет ли он в мире с императором германским Генрихом?

И русичи меня не поймут, коли уступлю я Болеславу западное порубежье.

— Пустое, Святополк. Але не волен ты в своих землях? Кто с тобой заодно, на кого опираешься? На ляхов и отца моего, короля Болеслава.

Долго молчал Святополк. Марыся прижалась к нему. В свете горящей на столике плошки резко выделялись заострившиеся черты лица князя и задравшаяся бороденка.

Святополк, уловив взгляд жены, спросил:

— Аль узрела чего во мне?

— Да так, смотрю.

— Похудел я, Марыся, нет мне покоя. Будто успокоюсь чуть, засветит моя звезда, новая напасть наваливается. То великий князь надо мной нависнет, то король ляхов меня животом давит. А у меня, Марыся, душа мятется. Вот про Ярослава сказал те, а сам думаю, сяду князем над всей Русью, а брат на меня с новгородцами войной пойдет, как ходил Владимир с новгордцами на Киев. Сама ведаешь, что из того получилось!

— Не кусай руку короля, Святополк, кто те поможет против Ярослава?

— Не помогут ляхи, пошлю тиуна Онфима к печенегам. У него с ними дружба, чать, знаешь, жена его Аглая сестрой Боняку и Булану доводится.

— Печенеги явятся, пограбят Русь и уйдут, а Ярослав сызнова новгородцев и варягов на Киев поведет.

— Я с дружиной и печенегами Новгород возьму, смирю Ярослава.

Марыся приподнялась на локте, заглянула Святополку в глаза.

— Ты чего?

— Помнишь, я спрашивала тя, Святополк, о братьях твоих, Борисе и Глебе?

— Ты мой ответ слышала, я дам им уделы.

— Но ты забыл, есть бояре, которые напомнят, что великий князь Владимир хотел видеть князем киевским Бориса.

— Что из того?

— Пока Борис и Глеб живы, не будет нам покоя.

— Не заставляй меня, Марыся, возненавидеть братьев.

— Ха! Разве они тебе братья але Владимир твой отец?

Их мать Порфирогенита Анна, твоя же — мать Аллогия, а отец — Ярополк, ты сам мне об этом сказывал. В тебе, Святополк, течет варяжская кровь.

— Борис и Глеб не злоумышляют против меня.

— Может, и так, но бояре, какие твою руку не станут держать, против тебя киевлян поднимут, Бориса великим князем назовут.

— Замолкни, Марыся. Узнаю в те дочь Болеслава.

— О Езус Мария, я ли отказываюсь от того?

— Пресвитер напоминал мне, митрополит Иоанн требует крестить тя, Марыся. Того и отец, князь Владимир, желает. Еще они ждут, когда я удалю из Турова епископа.

— Скоро ты сам станешь великим князем, и может случиться такое, что митрополит потянется к вере лютеранской.