Нет, это не щелчок, это статистика. А Цыглеев продолжал:

— Вся послеоктябрьская эпоха была сплошным обманом и декларацией обмана выживших из ума негодяев. Молодежь бросили на произвол судьбы. А судьбы у нее не было…

«Взросло племя бездушных и бездуховных, — продолжил про себя Гречаный. — А может, у них своя духовность, которую мы не разглядели? Компьютерная? Виртуальная? Нам ведь тоже нравились «Битлы», которых осуждали старшие. Нам хотелось жить весело, а старики корили нас за безнравственность. Так наказание это для нас или непонятое поколение?»

Не задумываясь над последствиями, Гречаный решил: уж если суждено ему оставить след в истории, так пусть это будет реформа сознания. В насаждении новой веры он не преуспел, новое мышление развилось само по себе, хотя, и это очевиднее, именно он взрыхлил для новых ростков почву.

«Господи, помоги им», — взмолился он, берясь за ручку.

— Давай указ. Подпишу…

Из папки Цыглеева появился предусмотрительно заготовленный указ о названии новой столицы.

— Ориана так Ориана, — промолвил он, разглядывая перо. Нет ли соринки или волосинки на кончике… Исторический все же момент.

На лице юного премьера ничего не отразилось. Возможно, он подумал: рлава Богу, наконец-то старый пенек раскинул мозгами.

А то, чего стоили президенту предпосылки, — не в счет? Жизни? Чужая жизнь — статистика, своя — факт.

— А что станет с Москвой? — спросил он напоследок, подразумевая статус города, культурный центр, сохранность памятников истории, искусства и прочие реалии, связанные с этим.

Цыглеев толковал вопрос в ином ключе:

— Москва уйдет под воду максимум за год. Низины уже подтопило изрядно. Кстати, старый Шереметьевский аэропорт давно не принимает дальние рейсы, дренажи полосы не держат, сток воды не обеспечивают. Радиусы метро сократились втрое.

«Вот и Китеж…» — задрожали руки у Гречаного. Цыглеев сосредоточенно перебирал бумаги в папке и не заметил.

О грядущем наступлении воды знали давно и готовились без паники. Перенос столицы был обусловлен. Одна из причин.

Других было множество. Старушку Европу, где некогда бродил призрак коммунизма, бросили умирать. Появились деньги, призрак материализовался. Подкармливали Индию, чтобы Китай не напирал сзади, а Турция с Ираном спереди; кавказский каганат в гордом одиночестве доедает кукурузу, а «гарни хлопци с Львивщины» самостийно качают нефть — ведро до полудня — и меняют у чехов на хмель и горох, добрая, сказывают, горилка получается, даже «фелиции» на ней работают. Ездить не ездят, но заводятся. Все уравнялось. С севера наступают тропики, а в Америке негры извели белых: отлупцевали их до посинения, теперь все одинаковые; а в Белом доме восседает Муран Ссйфур Мулюков Первый, выходец из башкирской деревни Сучмеизы, и требует от России пива и харчей к пиву в обмен на ударные авианосцы. А куда их девать? «Фош» там, «Джон Кеннеди», там и новейший «Британик» уже с полгода наш.

Вот тебе и царица, правящая из-за морей…

А вдруг именно такой смысл заложен в библейском пророчестве? Только не сбылось пока от размягчения в умах и непрерывной мороси. Хлеб сеяли не густо — там сыро, а там одни бананы произрастают, — а ели в основном шампиньоны из подземных бункеров, пустующих за ненадобностью. Шампиньоны настоящие, жирные. Говядина искусственная надоела, собачатина — деликатес. Зато рыбы всяческой завались, икры море. «Опять икра!» — проклятие века. Вот как оно все обернулось. Не велел Господь поедать теплокровных, не послушали, он взял и плюнул на это дело, а плевок растекся в громадную лужу, которой ни дна, ни фарватера.

Такие вот дела накануне переселения в новую столицу.

«Что ж, — подвел невеселые итоги Гречаный, — берем каждой твари по паре — и в Ориану».

И до того ему стало наплевать на все на свете, что не обратил особого внимания на сообщение секретаря:

— Семен Артемович, вылетов по-прежнему нет, Сибирь не принимает. Есть другой вариант: теплоходом по Лужковскому морю до пристани великомученика Ельцина, а там автопоездом до самой Орианы. Устраивает?

— Вполне, — машинально ответил Гречаный. — Только я пока в Москве побуду.

— На какой срок откладываем переезд? — столь же машинально уточнил секретарь, занятый подсчетом, какие гостиные и комнаты в Кремле он займет со своей семьей и родственниками, как только уберется цыглеевская челядь.

— На какой? — переспросил Гречаный. — А пока Кремль стоит!

«Ясно, — пометил для себя в блокноте секретарь. — На год спокойно можно заселяться в кремлевские палаты. Голубая — моя, Зеленая — зятю. Красную — сватам, а в Георгиевском теннисный корт неплохо соорудить… Так, а этого куда? — Секретарь многозначительно посмотрел на президента. — Ага: уговорю его занять боковой флигель у кремлевских казарм. Там тихо, сухо, пусть себе живет в свое удовольствие…»

— Свяжите меня с Судских, — неожиданно попросил Гречаный.

— А Игорь Петрович давно уехал, — удивился секретарь такой просьбе.

— Куда уехал? И связи нет, что ли? — рассердился Гречаный.

— Есть связь, — проявил осведомленность секретарь. — Он сейчас в Центре климатологии.

— Где это? — нахмурился Гречаный, не соображая.

— На острове Безымянном в Тихом океане, — ответил секретарь, лелея мечту перебраться на этот райский островок. — Кстати, территория России… А вам бы неплохо подлечить здоровье в тропическом климате, — намекнул он, выжидая реакции.