Шрифт:
– Я сама доберусь. Или перезвоню.
Он пожал плечами и начал разворачиваться. Чего, казалось бы, богатым нервничать? А вот дергаются, места себе не находят. Взять Леду – все при ней: и дом, и деньги, и красота. А поглядишь – вечно она на взводе. Может, к коксу пристрастилась? Не похоже… Алкоголем от нее частенько попахивает, несмотря на ментоловые пастилки.
Водитель проехал вперед и оглянулся: Леда ловила такси. Ну-ну, пусть попробует. Здесь ей не город. Целый день сегодня кидалась на всех, как психованная, а вечером на рандеву отправилась. Шифруется, как разведчица! Кому нужны ее шашни?
Леда забыла о водителе в ту же секунду, как вышла из машины. Ее знобило. Опять зарядил мелкий дождь. Она раскрыла зонтик. Мимо нее по мокрому шоссе пролетали автомобили. Таксист, возвращавшийся в Москву, высматривал пассажира.
– Вам повезло, – сказал он, когда Леда уселась сзади и со вздохом положила зонтик на пол. – В эту пору авто поймать непросто.
Она промолчала, и он тоже умолк, включил музыку. Выражение лица пассажирки скрывали платок и очки. С ее зонтика натекла небольшая лужица. Стеклоочистители работали, не переставая. Из-под колес встречных машин летели грязные брызги.
У метро «Алтуфьево» Леда протянула таксисту деньги и выскользнула в вечернюю сырость, освещенную разноцветными огнями. «Ни тебе здрасьте, ни тебе до свидания! – подумал тот. – Дамочка чем-то сильно расстроена. Наверное, мужа застукала с девахой!»
Леда сразу увидела ее, тонкую, ненавистную, всю в черном, с ног до головы. И поспешила навстречу, не заметив, как ступила в лужу и набрала в туфли воды. Она бы сейчас не заметила и землетрясения, не то что такой безделицы, как мокрые ноги.
Женщины не обнялись и ничего не произнесли – застыли друг напротив друга, как два изваяния. Смотрели: одна – с бесконечным сожалением, другая – с отчаянной решимостью и ужасом. Обе не знали, как себя вести. Первой очнулась Леда.
– Идем, – непослушными губами вымолвила она. – Здесь капает.
Даже дождь, кажется, затаил дыхание, утих. Женщины направились к маленькому кафе, где на улице под матерчатым навесом стояли пластиковые столики и стулья.
– Как ты? – спросила Леда. – Где?
– Пока временно в Москве. Тебя не узнать – так похорошела. Очень похожа на отца в молодости. Помнишь его фотографии из кожаного альбома?
Леда кивнула машинально. Какой кожаный альбом? Какие фотографии? Она терпеть не могла сентиментального сюсюканья над прошедшей молодостью.
– Как тебя теперь величать? Ты носишь мирское имя или…
– Я не приняла постриг. Называй меня как раньше, Таей.
Леда плохо видела Таисию через темные очки, но снять их не могла. Мелкая дробь капель, ударяющих по навесу, казалась ей оглушительной канонадой. Этот залитый дождем город, эти столики, эта молодая женщина в черном, ее хрипловатый голос – словно дурной сон.
– Ты отказалась от монастырской жизни? – спросила Леда. – Почему?
– Я вышла замуж. Так получилось.
Она не выглядела счастливой новобрачной: вся будто в трауре, с черным шарфиком на шее. Леда взглянула на ее правую руку, на обручальное кольцо.
– И кто же он, твой избранник?
– Хороший человек. Его зовут Михаил.
– Михаил? А фамилия?
– Прилукин.
Как будто это могло иметь какое-то значение! Прилукин, Иванов, Сидоров…
– Выходит, ты теперь Прилукина. Что ж, поздравляю.
Они не знали, о чем говорить. Одну привело сюда прошлое, другую – настоящее и будущее. Обе оказались страшно далеки от того, что раньше было для них общим.
– Познакомишь с мужем? – спросила Леда.
Ею исподволь овладевало лихорадочное возбуждение. Она комкала в руках мягкую дорогую сумочку, ощущая дрожь в груди.
– А надо?
Гирлянды из лампочек, которыми были украшены вход в кафе и навес, поблескивали бегающими огоньками. В их свете дождевые капли казались падающими с неба самоцветами.
– Хотелось бы… – невнятно произнесла Леда. – Все-таки мы…
Она не договорила, а Таисия выдавила жалкую улыбку. То, чего она ожидала, не произошло. Может, это и к лучшему. У каждой из них теперь своя дорога.
– Значит, у тебя все хорошо?
– Просто замечательно. Мы с мамой живем в большом доме в Витеневке, а папа… ну, ты знаешь… В гости не приглашаю, извини.
По щекам Таисии побежали слезы. Разноцветные лампочки делали ее лицо похожим на портрет современного художника, который не жалеет красок – синих, желтых, зеленых. Ярко выделялись губы красивой формы, темные, как перезрелые вишни, – давний предмет зависти Леды.