Шрифт:
– Надо проверить, - сказал он без иронии.
– А как?
– У вас есть агентура?
– перешел на «вы» подполковник.
– Вот и работайте.
Теперь, сидя рядом с Кариной на лоджии, вдыхая напоенный ароматом отцветающих деревьев воздух с примесью городской пыли и дыма, Межинов сопоставлял доклад майора с ее рассказом.
Она захотела курить, вставила сигарету в длинный мундштук, затянулась и… раскашлялась.
– Ты обращалась к врачу?
– спросил подполковник, понимая всю бесполезность вопроса.
– А, ерунда, - отмахнулась Карина.
– Дым в глаза попал, в горле запершило.
Межинов продолжал смотреть на нее, ждать ответа.
– Ну, да, да! У нас в «Анастазиуме» свои специалисты, я ходила, попросила прослушать легкие… все чисто. Вчера была в поликлинике, рентген делать не стала за ненадобностью - сдала только анализ крови. Все показатели в норме. Тебя это успокоило?
– Покажи данные анализа.
Карина вздохнула, закатила глаза, но решила не спорить - ушла в комнату и через пару минут вернулась с заполненным лабораторным бланком.
– Вот, изволь! Это смешно.
Подполковник, не будучи знатоком в медицине, все же кое-как разбирался в общих понятиях. Данные, указанные на бланке, его удовлетворили.
Карина опять поперхнулась дымом, начала кашлять.
– Давай я договорюсь в нашей санчасти, - предложил Межинов.
– Там хорошее оборудование. Мне не нравится твое состояние.
– Мы превращаемся в параноиков, Рудольф, - усмехнулась она.
– Уволь, пожалуйста! Шутка не должна переходить условленных границ. Иначе она приобретает оттенок дурного тона.
С улицы доносились собачий лай и звуки ударов по мячу. Подростки во дворе играли в волейбол. Чей-то пес азартно облаивал эту забаву.
– А если кольцо - не шутка?
– с дрожью в голосе произнес Межинов.
– Тогда молись перед сном Санта Муэрте!
– жестко сказала Карина.
Ее слова так не вязались с этим погожим летним днем, душистым ветром, шумом зеленой листвы и игрой в мяч, что по спине подполковника волной прокатился озноб.
Глава семнадцатая
Запах прошлогоднего сена, невыделанной кожи и дегтя забивал дыхание, горло перехватил тугой спазм. Локшинов захрипел и… проснулся.
Давно ему не снился этот сон: деревянный сарай, лопаты, грабли и коса в углу, пустые рассохшиеся бочки, шкурки кроликов на крючках под потолком и петля… жуткая боль в груди, наливающаяся кровью голова… Он годами вскакивал по ночам, обливаясь холодным потом от повторения кошмара. С тех пор, как сестра Лиза вытащила его из петли, он начал глохнуть. Слух ухудшался медленно, словно Локшинов хотел воздвигнуть между собой и прошлым непроницаемую стену тишины.
Визит человека, который назвался краеведом, всколыхнул то, от чего Демьян Васильевич старательно закрывался.
Господин Локшинов вскочил и пошел в ванную принимать контрастный душ. Ледяная вода после горячей и наоборот - отличное средство прийти в себя.
В гостиной царил полумрак - с некоторых пор яркий свет раздражал Демьяна Васильевича. Его раздражали женщины, разговоры о любви, секс, романтические фильмы и даже лирические песни. Уехав из Березина, он надеялся зажить новой жизнью, но не смог. Дамы, с которыми он общался, вызывали до того стойкое отвращение, что ни о каком сближении речь не шла. Смирившись с уделом одинокого мужчины, Локшинов замкнулся. Живут же монахи в монастырях, уговаривал он себя. И католические священники не воспринимают свое положение как трагическое. Безбрачие не приравнивается к непоправимому несчастью.
Постепенно он привык жить один. Внешняя красота привлекала к нему внимание прекрасного пола, а сдержанность придавала ореол загадочности. Женщины, отчаявшись вызвать ответное чувство, начинали строить предположения - от болезненной стеснительности до импотенции. Они были и правы, и не правы.
Чем только не занимался Демьян Васильевич, дабы вернуть прежние лихость и задор, интерес к женщинам и естественное сексуальное влечение. Все закончилось в том сарае! Ни специальные аутотренинги, ни физические упражнения, ни йога, ни разные популярные оздоровительные системы не срабатывали. Ему надоело сражаться с собственной тенью, и он все бросил. Стал жить, как получается, - без азарта, огонька. Потух его костер раз и навсегда: видно, так суждено было. Как ни странно, остальные интересы тоже угасли. Деньги, карьера, благосостояние стали безразличны Локшинову. Будто он попробовал чего-то запретного, и этим отказался от своего будущего.
Он привык жить тускло, без ожиданий, без надежд. Он привык быть человеком безликого мгновения - серого, туманного, как унылый осенний день.
Есть судьбы, в которых события и переживания распределены по годам более-менее равномерно, есть судьбы - подъемы и спуски, есть крутые горки, есть стоячие болота - кому какая выпадет. Демьяну выпала горящая звезда: летела, сияла - аж душа его замирала от восторга; упала - все вокруг выжгла дотла, подняла в воздух черную тучу, горячий пепел. Не стерпел он, хотел уйти навеки… Сестра помешала, срезала петлю тупой косой. Дура! Он так и не заставил себя почувствовать к ней благодарность, так и не сумел простить. Зачем она влезла в чужое дело? Как посмела?