Шрифт:
– Вот именно!
– разозлилась Ева.
– Ты правильно подметил.
– Надеюсь, ты не успела сообщить Гордею Ивановичу, что он женат на оборотне?
– Хватит язвить. Лучше скажи, что удалось узнать у Локшинова.
Сыщик помрачнел.
– Ничего.
– Ка-а-ак?
– Представь себе. Он наотрез отказывается говорить на тему Березина, «собачьего» дома, своего пылкого романа и попытки самоубийства. Все отрицает! Мол, сестра Лиза наболтала лишнего по женской склонности преувеличивать, фантазировать и выдавать одно за другое. На фото он взглянул мельком, позеленел и заявил, что не имеет понятия, кто это. Я ему не верю. Демьян Васильевич скрытен и замкнут неспроста.
– Ты оставил ему визитку?
– уныло спросила Ева.
– Да. Хотя вряд ли у Локшинова появится желание позвонить.
– Почему он не идет на откровенность? Боится?
Смирнов помолчал, рассматривая рисунок на скатерти - водяные лилии. Он не знал ответа.
– Человек, который решился на суицид, обыкновенно имеет проблемы с психикой, - наконец сказал сыщик.
– Он необщителен, насторожен и в каждом видит врага. Насчет Локшинова я судить пока не могу - подождем, понаблюдаем. На мстителя он не похож. Его что-то гложет… то ли страх, то ли… черт знает!
– Придется тебе еще раз съездить в Березин, - решительно заявила Ева.
– Хочешь, поедем вместе? Надо разыскать кого-нибудь, кто знал бывшего жениха Кати Зотовой. Женщина, к которой он ушел, наверняка жива.
– А покойная мама Иры как же?
– Вот и проверим, - отмахнулась Ева.
– Покажем «преподобной Евлании» фотографию Мавры Ершовой. У нее память получше, чем у брата.
– Есть еще священник из Троице-Сергиевой лавры, которому исповедовалась Екатерина Максимовна, - напомнил Смирнов.
– Да ты что? Во-первых, мы не знаем, кто он. Во-вторых, тайна исповеди нерушима. Он ничего нам не скажет.
Глава восемнадцатая
Игнат Серебров не спал, он ворочался с боку на бок, измучился и наконец встал. За стеной, в соседней комнате кашляла жена. Эти звуки напоминали ему о том, как он виноват перед ней.
Он вышел на балкон - беззвездное небо дышало сыростью. Городские огни проступали сквозь туман. Игнат наслаждался прохладным воздухом с запахом назревающего дождя. Сырость вызвала ухудшение здоровья Зои - ее организм отказывался бороться с болезнью, сдавался.
– За что ты наказываешь меня, Господи?
– прошептал Игнат в черноту ночи.
Вместо ответа зашумели кронами деревья внизу, во дворе.
Господин Серебров поймал себя на запретных мыслях, глухо застонал. Жена в тяжелом состоянии, а он думает о… Боже, как мерзко, отвратительно! Но он не мог избавиться от этих постыдных, гадких воспоминаний. Ощущая себя облепленным несмываемой грязью, он, тем не менее, купался в ней, упивался ею, как наркоман, увязший в страшных и одновременно пьянящих иллюзиях.
Вчера Игнат Николаевич привозил домой хорошего врача. Тот долго провозился с Зоей, подробнейшим образом ее расспрашивал, выслушивал легкие и бронхи, велел сделать дополнительные анализы и назначил принимать новые дорогостоящие лекарства.
– Весьма редкий, странный случай, - сказал он ожидающему в гостиной Сереброву.
– Не буду утомлять вас медицинскими терминами… в общем, картина следующая: лекарства, которые принимала ваша супруга, не поправили, а усугубили положение. Сердечная и дыхательная функции тесно взаимосвязаны, поэтому… впрочем, вы все равно не поймете всех тонкостей. Да и не нужны они вам.
На вопрос о диагнозе доктор произнес длинную фразу, из которой ни слова невозможно было понять.
– На что мы можем рассчитывать?
– попытался уточнить Игнат.
– На Всевышнего, батенька мой, - отвел глаза знаменитый эскулап.
– Только на Него. У вашей супруги развивается блокировка… - он махнул рукой с тщательно отполированными, ухоженными ногтями.
– Опять я увлекаюсь научными пояснениями! Человеческое тело - тончайшая штука. Если вы думаете, что медицина в этом полностью разбирается, то боюсь вас разочаровать: мы делаем хорошую мину при плохой игре. Увы, увы! Признаюсь без опасений, так как мы с вами люди интеллигентные.
Доктор спросил за визит баснословный гонорар и, преисполненный важности, согласился выпить с господином Серебровым по рюмочке коньяка.
– Вызывайте, сударь, если понадоблюсь, - пожимая на прощание руку Игната, сказал он.
– Дело движется к развязке… - он осекся, засуетился и поспешил скрыться за дверями.
Серебров молча постоял, тупо глядя на захлопнувшуюся за врачом дверь, вернулся за стол, налил себе полную рюмку коньяка и залпом выпил. Он хотел выловить у себя внутри какие-то чувства, эмоции… но напрасно. Оглушительная пустота звенела в голове, в сознании же застряла одна мысль: «Я стану свободен и смогу… раз она тоже этого хочет. Никто не узнает».