Шрифт:
– Вы, значит, затворниц предпочитаете, монашенок!
– съязвила Ева.
– Этаких непорочных девственниц-недотрог. Чтобы только вы, единственный и неповторимый, могли к ним прикасаться!
– Не к ним, а к ней.
– Еще спрашиваете, почему я вас невзлюбила?! Сами-то вы тоже непорочный девственник?
– Я - мужчина.
– Вот!
– взорвалась она.
– Грех ищет в других святости, а находит…
– На что вы намекаете?
– не дослушал Эдик.
– Вам не приходило в голову, что поведение Наны могло быть напускным? Не только вы играли роль добропорядочного жениха. Она познакомилась с вами, изучила вас и притворилась той невестой, которую вы хотели видеть рядом с собой.
Проскуров бросил на нее горящий взгляд, побледнел.
– Ради денег, что ли?
– выговорил он, сжав зубы.
Ева использовала излюбленный прием Смирнова: ошеломить собеседника противоречивыми выкладками, выбить у него опору из-под ног, забросать дерзкими предположениями и сделать из свидетеля или потерпевшего - подозреваемого, а то и обвиняемого. «Расшатанный», потерявший уверенность в чем-либо человек невольно проговаривается, открывая свои самые потаенные мысли и намерения.
– Нана оказалась не той, за кого себя выдавала!
– дожимала Ева.
– Вы проморгали, господин Проскуров, не разглядели ее истинное лицо до свадьбы. Но после, оказавшись наедине с женой, проводя с ней медовый месяц, с утра до вечера, ночь, снова утро, вы начали осмысливать происходящее. Вы догадались или, по крайней мере, заподозрили…
Она сделала выразительную, долгую паузу… и Эдуард не выдержал.
– Да… я начал замечать, что Нана о чем-то часто и глубоко задумывается. А однажды от нее пахло хорошим, дорогим табаком. Хотя я никогда не видел ее с сигаретой. Более того, она утверждала, что не курит. Ну и… многое другое.
– Например, знакомство с Олегом Хованиным Нана от вас скрыла.
– Ева пустила в ход основной козырь.
– А вы узнали и начали следить за ней, застали жену и двоюродного брата в недвусмысленный момент! Что вы почувствовали? Решили убить их обоих?
– Нет! Уверяю вас… разве Олег и Нана…
Ева хорошо усвоила, что нельзя останавливаться на достигнутом, нельзя позволить собеседнику опомниться.
– Вы убили их обоих! И решили представить дело как похищение и несчастный случай. Вы даже обратились к частному сыщику, своему бывшему сослуживцу. А может быть, сразу к нескольким детективам? Пока один идет по ложному следу, другие подбрасывают ложные версии. Телефонные звонки с угрозами создают видимость шантажа и вымогательства. Некоторые агентства соглашаются оказывать клиентам подобные «услуги», это общеизвестная практика. Каждый зарабатывает, как умеет. Отличный вариант, не правда ли? Вот вам еще: Олег и Нана сговорились обобрать вас. И действовали весьма успешно. Но вы не лыком шиты! Заподозрив измену жены и брата, вы мстите. Олег уже заплатил по счету, теперь настала очередь Наны. Одно неудобство - вы не можете ее найти, она слишком хорошо спряталась. Поэтому вы привлекли к ее поискам Смирнова! И когда он сделает свое дело, вы доберетесь до неверной жены. А как вы поступите со Славкой? Как заставите его молчать? Предложите ему деньги? Много! Столько, что он не откажется, возьмет по дружбе. Там более что он жизнью вам обязан.
– Прекратите!
– взорвался Проскуров.
– Ради бога, Ева, что вы несете? Замолчите, умоляю вас!
«Если у тебя нет четкого плана, говори все подряд, - вспомнила она наставления сыщика.
– Все, что приходит в голову в связи с расследованием. Ты можешь случайно нажать на нужную кнопку, попасть в цель. Преступник сам попадется на крючок, ведь он знает то, о чем ты не имеешь понятия. Он сам проведет параллели и выдаст себя».
– Я еще не все сказала. Подземелья! Вот главная тайна!
– выпалила Ева, победоносно глядя на Эдуарда.
Тот молчал, пораженный.
– По… подземелья?
– наконец выдавил он.
– Этого еще не хватало!
– Вы были там, не отпирайтесь!
– наступала Ева.
– Глупо скрывать то, что уже известно! Возможно, вовсе не ревность послужила мотивом для убийства Наны и Олега!
– А что?
– завороженно следя за ее жестами, спросил Проскуров.
– Алчность! Ужаснейший из человеческих пороков.
– Но позвольте… вы что, нашли… тело? Где? В подземелье? Боже мой, я ничего не понимаю!
– в отчаянии воскликнул он.
– Не разыгрывайте тут наивного простачка. Не понимаете! Чего, прошу уточнить? Как мы догадались про подземелья?
– У меня голова идет кругом. Подземелья… это все из-за них, - признался Проскуров.
– Я говорил Олегу, предупреждал. Но он не слушал! Он становился все более одержимым, безумным! Он пропитался мраком и смрадом городских клоак, которые начали разъедать его мозг. Он был болен! Никто не замечал в полной мере, как близко он подошел к той опасной черте, откуда уже нет возврата. Что-то в нем надломилось, и… я перестал узнавать моего брата. Я не решался сказать ему, намекнуть на появившиеся отклонения, душевный разлад. Я должен был что-то предпринять. Но что? О врачах лучше было не заикаться, о запрете на спуск под землю - тем более.
– Его мать знала?
Эдуард отрицательно покачал головой:
– Разве что догадывалась, как и я. Скрытый душевный недуг трудно распознать. И вообще, я даже Славке не говорил всей правды, носил ее в себе. Безумие, поразившее члена семьи, - это драма! Никто не желает выставлять ее напоказ. Помешательство ума остается явлением непознанным и вызывает странные реакции. Разговаривая с Олегом, я порой начинал в самом себе сомневаться. А вдруг и я подвержен, пусть кратковременным, поверхностным, но - приступам нарушения психики? Вот вы полностью можете поручиться за себя?