Дождь усиливался, стучал по стеклу в потолке, шумел за окнами. Со двора пахло мокрой сосной. Дрова в камине потрескивали от жара. Над камином висела искусно вылепленная маска женщины в огромном кокошнике - черты ее лица оттеняли мягкие сиренево-вишневые краски деталей головного убора, на шее мерцало ожерелье. Ее глаза были кокетливо подведены, а губы улыбались.

Смирнов, наверное, слегка опьянел, потому что лицо женщины показалось ему знакомым.

–  Я ее уже где-то видел, - сказал он.

–  Вот как?
– полуудивленно-полунасмешливо воскликнул Фарбин.
– Это голова менады. В Древней Греции так называли жрицу Вакха, вакханку. Прекрасная работа! Савва выполнил ее для меня из терракоты.

–  Мне нравится.

Всеслав не мог отделаться от ощущения, что глаза менады пристально наблюдают за ним. Отблески пламени и бегущие по ее лицу тени создавали иллюзию жизни.

–  Возлюбленная из далекого прошлого… - загадочно произнес Альберт Демидович.
– Вы верите в переселение душ?

–  Отчасти, - выскользнул из расставленного капкана сыщик.
– У меня тоже есть что вам показать!

Нельзя было разрешить этому хищному господину перехватить инициативу. Смирнов вытащил из пакета «этрусское зеркало», положил его на стол.

–  Позвольте?
– Альберт Демидович взял зеркало и принялся рассматривать.
– Занятно, занятно… Могу я спросить, как оно к вам попало, или здесь вопросы задаете только вы?

–  Разумеется, только я.

–  Вы неподражаемы!
– усмехнулся Фарбин.
– Ну, что ж… раз я согласился играть по вашим правилам, так тому и быть.

–  Вы узнаете эту вещь?
– спросил Всеслав.

–  Конечно. Зеркало принадлежало Савве Рогожину. Думаю, вы уже знаете его историю. Я угадал?

–  Почти. Как оно могло попасть к другому человеку?

Альберт Демидович рассмеялся:

–  Тысячей способов, мистер Шерлок Холмс! Но я вам назову только три. Например, его могли украсть. Или Савва сам подарил его кому-то. Или… зеркало попало в чужие руки после смерти хозяина. К какому из вариантов у вас душа лежит?

–  Я, право, в растерянности… - изобразил замешательство Смирнов.

–  Лукавите! Хотите, чтобы я сам сказал? Ладно. Я бы остановился на двух последних версиях. Объясню почему. Если бы зеркало украли, Савва непременно сказал бы мне об этом. Он очень дорожил этой вещью. Я просил его продать мне это зеркало, но он решительно отказался. Видите ли, у меня уже есть несколько отличных подделок… С вашего разрешения?

Фарбин тяжело поднялся, вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся с большим бархатным футляром. Он достал оттуда два бронзовых зеркала и положил перед гостем.

–  Посмотрите, какая изумительная гравировка! Это «Туалет Афродиты». А это… «Играющие Эроты». Чудо, правда? Я хотел, чтобы «Прорицатель Калхант» занял место рядом с ними. Рогожин ни за какие деньги не согласился расстаться с зеркалом. Значит… он мог подарить его только очень близкому, бесконечно дорогому человеку. Или кто-то завладел зеркалом после смерти художника.

–  Это дорогая вещь?
– спросил Всеслав.

–  Для настоящего ценителя - да, а что касается денежной стоимости… не особенно. Это же подделка. Хотя и мастерски выполненная. Думаете, Савву убили из-за зеркала? Чушь!

Сыщик проигнорировал выпад Фарбина.

–  Когда вы видели Рогожина в последний раз?
– спросил он.

–  Дайте вспомнить… Выставка открывалась двадцать третьего августа, и Савва выразил желание поприсутствовать. Тогда… двадцать второго днем мы виделись в последний раз. Точно. Рогожин доделывал росписи в гробнице… больше он в доме не появлялся, и я решил, что он уехал. Он действительно уехал!

–  Кто-нибудь видел, как он уходил или уезжал?

–  Я специально не расспрашивал… Зачем? Он мог уйти… здесь через лес до электрички сорок минут ходу.

–  А охранник у ворот? Он видел, как Рогожин уходил?

–  В тот день охранника не было, - подумав, сказал Альберт Демидович.
– Он отпросился. Ворота закрываются автоматически, так что иногда мы обходимся без охраны. Здесь и так спокойно. К тому же со мной оставался мой помощник, Геннадий. Двое неробких мужчин при оружии - вполне достаточно.

–  А ночью вы ничего подозрительного не заметили?

–  У меня летом обострилась болезнь, и я начал принимать снотворное, - ответил Фарбин.
– Сплю крепко. Геннадий с трудом разбудил меня около десяти часов утра.