Шрифт:
— Слава Богу, понял, поганец, что людей жалеть надо. Меня не срамит?
— Нет. Но кормящему его мужу раза два уж говорил: лучше б он, ты то есть, убил меня.
— Легко отделаться хотел. Нет, пусть всю жизнь мучается, страдает. Сдается мне, и к смерти Владивоя он руку приложил.
— Как он мог? Он же в Праге не был в то время.
— Мог, Горт, мог. Подослал какую-нибудь ведунью, та подсыпала брату яду, и все. Дело сделано. Престол свободен. А кто его займет? Он же понимал, что я его посажу на чешский престол. Владивой же был моложе меня и здоров, как тур. И вдруг в одночасье умер. Мать сразу сказала: отравили. Только не знала: кто? А я сразу понял, без Рыжего не обошлось.
— Зачем же ты опять посадил его на стол?
— Посмотреть, что он еще выкинет. Вижу, принялся за старое. И понял, надо убирать голубчика. Иначе, если народ опять восстанет, на мне будет грех, посадил, мол, злодея.
— А теперь кого посадишь: Яромира или Олдриха?
— Чего ради? Они у императора под крылышком, пусть и сидят. А пока мы похозяйничаем в Чехии. — Болеслав засмеялся. — Я, чай, тоже наполовину чех.
— Генриху такое не понравится.
— Знаю. А пока терпит, Прага наша. Был бы жив Оттон Третий, с ним бы я как-нибудь уладил. С Генрихом придется повоевать. Этот не дает вам покоя. Но пока мы в Праге, я оттягаю для Польши Моравию. — Болеслав перекрестился. — Да поможет мне Бог в сем деле святом.
Перекрестился и Горт, глядя на сюзерена.
— Помяни мое слово, Горт, и червенские города мы у Руси отберем, дай срок. Зря, что ли, я породнился с Киевом.
— Пока Владимир у власти, вряд ли удастся.
— Но не вечный же он. А там подсадим на киевский стол зятечка дорогого — и все. Червень наш.
— Коли отдаст, конечно.
— Отдаст. Куда он денется. У него братьев куча, мой меч ему все равно понадобится. А за помощь плата полагается.
На следующий день к обеду действительно приехали гости дорогие. Болеслав обнял дочку, спросил на ухо:
— Ты что ж это, мать, доси мне внука не родила? А?
Сам не чая того, наступил отец на больное место дочке. Ядвига даже осерчала:
— Не твое дело, отец.
И потом в застолье сидела надутая и почти ничего не ела.
Зато зять понравился Болеславу: высокий, стройный. Правда, до тестя не дотянулся, но все же. Болеслав, обняв Святополка с искренней приязнью, похлопал ласково по спине.
— Ну, рад. Очень рад, что свиделись. Наконец-то вспомнили об отце.
После обильного обеда и умеренного возлияния Болеслав зазвал Святополка к себе, усадил на мягкую скамью:
— Давай, сынок, поговорим без баб. А?
— Давай, — согласился Святополк.
— Я за Ядвигу. Как она? Ну, ты понимаешь, в постели годна ли?
Святополк смутился, даже покраснел, пробормотал, опустив очи:
— Ну как? Годна. Женщина как женщина.
— А что ж у вас доси наследника нет? Три года уж живете.
— Не знаю, — пожал плечами Святополк.
— Старшие дочки, гляди, кто двумя, кто тремя обзавелся. А Ядвига все не телится, — осклабился Болеслав. — Может, ты виноват? А?
— Не знаю, князь…
— Какой я тебе князь, зови отцом.
— Не знаю, — повторил Святополк, пока еще не решаясь на «отца».
— А что, долго узнать, что ли? Защучь где-нибудь в амбаре девку-рабыню да и покрой. Чего смущаешься, как красна девица. Ты князь, мужчина и уж в чем, в чем, а в бабах не должен отказа иметь.
— А коли она родит?
— Ну и что? Это и надо. Это и будет значить, что Ядвига яловая, и уже навсегда. Отберешь ребенка у рабыни, а Ядвиге велишь усыновить и вскармливать.
— Но как же…
— С рабыней, что ли? Продашь какому-нибудь греку — и все дела. Что тебя смущает? Важно, что ребенок твой. Понимаешь, твой. Думаешь, твой дед Святополк — сын Ольги?
— Ну а чей же?
— Эх ты. Посчитай-ка. Игорь женился на ней в девятьсот третьем году, а Святополк родился в девятьсот сорок втором. Смекаешь?
— Ну и что?
— Как ну и что? Почти сорок лет баба не рожала, а тут, здрасте вам, под пятьдесят и родила.
— Так что, значит, дед мой, выходит?..
— Да, да, да, твой дед Святополк, выходит, сын рабыни-болгарки. Думаешь, случайно его все время в те края тянуло? Кровь его туда звала. Болгарская кровь.
— А отец кто же?
— Ну, отец, понятно, Игорь. Тут уж спору нет. Ждал он, ждал от своей Ольги наследника, не дождался. Сделал его с рабыней. Ну а Ольге куда деваться? Приняла. Воспитала. Сын. Я так смекаю. Возможно, Ольга сама Игорю такое дело подсказала. Сейчас через семьдесят без малого лет поди узнай, как было.
— Никогда никто мне не говорил об этом, — недоумевал Святополк.