Стихотворения и поэмы
вернуться

Стоянов Людмил
Шрифт:

130. ПРОДОЛЖАТЕЛИ

Бригаде коммунистического труда депо Москва-Сортировочная

В полуразрушенной России под красным заревом знамен за всю историю впервые был этот подвиг совершен. С тех пор прошли десятилетья, но мы под знаменем родным, как продолжатели и дети, дела отцовские творим. Сегодня в замыслах народных, в рабочих душах и сердцах, приобретает тот субботник иную ширь, иной размах. Ему простору больше надо, и он, вздымая комсомол, в коммунистических бригадах своих наследников нашел. Сегодня ты, народ свершений, еще сильней и выше стал — вот это и предвидел Ленин, когда про тот Почин писал. 1958

131. КОМСОМОЛЬСКИЙ ВАГОН

Пробив привокзальную давку, прощальным огнем озарен, уже перед самой отправкой я сел в комсомольский вагон. И сразу же, в эту же пору, качнувшись и дернув сперва, в зеленых кружках семафоров пошла отдаляться Москва. Шел поезд надежно и споро, его от знакомой земли в иные края и просторы далекие рельсы вели. Туда уходила дорога, где вечно — с утра до утра — в районе большого порога сурово шумит Ангара. И где на брегах диковатых, на склонах нетронутых гор вас всех ожидают, ребята, взрывчатка, кайло и лопата, бульдозер, пила и топор. Там всё вы построите сами, возьмете весь край в оборот… Прощаясь с родными местами, притих комсомольский народ. Тот самый народ современный, что вовсе недавно из школ, как это ведется, на смену отцам или братьям пришел. И я, начиная дорогу, забыв о заботах иных, пытливо, внимательно, строго, с надеждой и скрытой тревогой гляжу на людей молодых. Как будто в большую разведку, в мерцанье грядущего дня, к ребятам шестой пятилетки ячейка послала меня; как будто отважным народом, что трудно и весело жил, из песен тридцатого года я к ним делегирован был. Мне с ними привольно и просто, мне радостно — что тут скрывать! — в теперешних этих подростках тогдашних друзей узнавать. Не хуже они и не краше, такие же, — вот они, тут! — и песни любимые наши с таким же азартом поют. Не то что различия нету, — оно не решает как раз,— ну разве почище одеты да разве ученее нас. Не то чтобы разницы нету, но в самом большом мы сродни, и главные наши приметы у двух поколений одни. Ну нет, мы не просто знакомы, я вашим товарищем стал, посланцы того же райкома, который меня принимал. 1958 Поезд «Москва — Лена»

132. ПЕРЕКРЫТЬЕ

(Из очерка)

1
Свидетель большого событья, течению дней вопреки, запомнил я день перекрытья недальней сибирской реки. Нет, это совсем не описка, не ради бахвальства строка: мне стала действительно близкой нелегкая эта река. Признаюсь, что в школьные годы, таская учебники в класс, я знал только так, мимоходом, что есть и такая у нас. Мне также случалось позднее, не путаясь даже почти, на карте, вблизи Енисея, ее равнодушно найти. Но вот я увидел воочью живую ее красоту, когда у прожектора ночью стоял на плавучем мосту. Валили, теснясь, самосвалы бетонные глыбы туда, где трудно уже клокотала и прядала набок вода. Захваченный общим движеньем, я молча смотрел, как велось гражданское то наступленье плакатов, кабин и колес.
2
Рожденный в далекие годы под смутною сельской звездой, я русскую нашу природу не хуже люблю, чем другой. Крестьянскому внуку и сыну нельзя позабыть погодя скопленья берез и осинок сквозь мелкую сетку дождя. Нельзя даже в шутку отречься, нельзя отказаться от них — от малых родительских речек, от милых цветов полевых. Но, видно, уж так воспитала меня городская среда, что ближе мне воздух металла и гул коллективный труда. И я, в настроенье рабочем входя в наступательный раж, люблю, когда он разворочен, тот самый прелестный пейзаж. Рабочие смены и сутки, земли темно-серой валы, дощатые — наскоро! — будки и сбитые с ходу столы. Колес и взрывчатки усилья, рабочая хватка и стать! Не то чтобы дымом и пылью мне нравилось больше дышать, но я полюбил без оглядки всей сущностью самой своей строительный воздух площадки — предтечи больших площадей.
3
На полке вагонной качаясь, покинув уют и семью, я ехал в Сибирь, возвращаясь, как думалось, в юность свою. Не зря же строительный опыт достался мне с тех еще пор, когда я ходил в землекопах, месил известковый раствор. Когда я весь день без обмана, сумев эту хитрость постичь, на той на козе деревянной таскал краснотелый кирпич. С работою прежней знакомый, я верил умом и душой, что буду почти что как дома на нынешней стройке большой. Но, эти портальные вышки едва увидав наяву, я обмер, как сельский мальчишка, впервые попавший в Москву. Я снизу смотрел и несмело из юности бедной своей на эти подъемные стрелы, на дело крюков и ковшей. Как будто, стеснительность пряча, один, совершенно один, стою я с лопатой и тачкой средь этих железных махин. Я в этом бы стиле и вкусе и дальше раздумывать стал, но тут самосвал Беларуси под ковш экскаватора встал. В семье тепловозов и кранов, среди рычагов и колес таким же он был великаном, нагрузку такую же нес. Растерянность кончилась сразу, механику поняв чудес, я быстро по лесенке МАЗа в кабину огромную влез… 1958 Иркутск

133. КАРМАН

На будних потертых штанишках, известных окрестным дворам, у нашего есть у мальчишки единственный только карман. По летне-весенним неделям под небом московским живым он служит ему и портфелем, и верным мешком вещевым. Кладет он туда без утайки, по всем закоулкам гостя, то круглую темную гайку, то ржавую шляпку гвоздя. Какие там, к черту, игрушки — подделки ему не нужны. Надежнее комнатной пушки помятая гильза войны. И я говорю без обмана, что вы бы нащупать смогли в таинственных недрах кармана ребячую горстку земли. Ты сам, мальчуган красноротый, в своей разобрался судьбе: пусть будут земля и работа — и этого хватит тебе. 1959

134. МАЛЬЧИШЕЧКА

В Петропавловской крепости, в мире тюремных ворот, возле отпертой камеры молча теснится народ. Через спины и головы зрителям смутно видны одинокие, голые струйки тюремной стены. Вряд ли скоро забудется этот сложенный намертво дом, кандалы каторжанина, куртка с бубновым тузом. Экскурсанты обычные, мы под каменным небом сырым лишь отрывистым шепотом, на ухо лишь говорим. Но какой-то мальчишечка наши смущает умы, словно малое солнышко в царстве железа и тьмы. И родители чинные, те, что рядом со мною стоят, на мальчишку на этого, и гордясь и смущаясь, глядят. Не стесняйся, мальчонышек! Если охота — шуми, быстро бегай по камерам, весело хлопай дверьми. Пусть резвится и носится в милом азарте своем, открывает те камеры, что заперты были царем. Без попытки пророчества я предрекаю, любя: никогда одиночество, ни за что не коснется тебя. 1959 Ленинград

135. ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Татьяне

Не надо роскошных нарядов, в каких щеголять на балах, — пусть зимний снежок Ленинграда тебя одевает впотьмах. Я радуюсь вовсе недаром усталой улыбке твоей, когда по ночным тротуарам идем мы из поздних гостей. И, падая с темного неба, в тишайших державных ночах кристальные звездочки снега блестят у тебя на плечах. Я ночью спокойней и строже, и радостно мне потому, что ты в этих блестках похожа на русскую зиму-зиму. Как будто по стежке-дорожке, идем по проспекту домой. Тебе бы еще бы сапожки да белый платок пуховой. Я, словно родную науку, себе осторожно твержу, что я твою белую руку покорно и властно держу… Когда открываются рынки, у запертых на ночь дверей с тебя я снимаю снежинки, как Пушкин снимал соболей. 1959