– Я бы вас обоих так и слушал, но дежурят только раненые.
– Пришлось даже изобразить строгость.
– Капитан, что за дела?

– Не, всё в порядке. Я и здесь постою.

– Узнаю Батю. Скажет - как отрежет, - хихикнул Артём.

Разведчики вернулись ни с чем. Округа действительно выглядела мёртвой. Но кто мог спереть рельсы? Кроме личинки в избе никаких муравьёв в округе не наблюдалось. Последнее их поселение мы проехали километров тридцать назад.

Я снова взял рацию.

– Макар.

– Да, Василь Саныч, - уныло отозвался учёный.

– Ты говорил, у вас какое-то оборудование есть?

– Есть, - грустно ответил он. Действительно, от пары остался только он один. Напарник пропал в безвестности.

– Слезай с вышки, бери и пройдись по округе. Найди что ли какую-нибудь радиацию или аномалию или ещё какую-нибудь причину, почему исчезли рельсы. Возьми с собой человека, который будет таскать оборудование.

– Я сам.
– Твёрдо ответил учёный.

Правильно, вскрытие личинки он проспал, теперь должен показать свою нужность группе, доказать, что может справляться и одной рукой. Инвалид-учёный это тоже учёный.

Старые рельсы легли поверх новеньких шпал. Доски лежали через раз: новая, старая, новая, старая. Надёжно и экономно. Столбов, Салават и Тай, три оставшихся богатыря экспедиции, орудовали кувалдами, закрепляя рельсы, забивая огромные железнодорожные гвозди. Все как кузнецы из сказок. Вдобавок ещё и разделись по пояс. Плечи широкие, мышцы на зависть крепкие. Даже не мышцы - жилы. И это хорошо. Дольше будут уставать.

Через полчаса работы по пояс разделись все. Я и сам отложил автомат и принялся за работу. Опасности вокруг нет, почему бы не размяться? По сути, от опасности лишь ощущение, что кто-то всё-таки спёр рельсы. Но ощущение это не угроза группе.

Воздух прогрелся градусов до десяти. Небывалая жара, давно нами не ведомая. Похоже, тепло печки на обратном пути будет играть теперь против нас. Придётся закрывать двери и надеяться на хорошее сердце Тая и Столбова. Пилить чурки и рубить дрова им придётся в небывалой жаре, ну или Кузьмичу придётся ехать с ветерком - передняя дверь всегда будет открытой. До первого скачка радиации.

Андрейка принялся бегать от группы рабочих до группы технарей, радостными возгласами оглашая окрестности. Это была музыка для ушей. Дети должны вот так вот бегать, носиться, кричать, радоваться жизни. Потому что самое страшное, это слышать от детей тишину. Но как же он быстро приходит в себя. Вон и Брусов коситься недоумевающе. По его подсчётам парень ещё вообще должен лежать в коме, а то и находиться на том свете, потеряв возможность дышать.

Через несколько часов работы Алиса ушла готовить обед, забрав с собой двух девушек. Макар прошёлся вдоль состава, попеременно ушёл на север, вернулся на юг и уверенно заявил, что никаких аномалий в округе нет. На что получил приказ искать дальше. Что ему ещё делать? С одной рукой он работягам не помощник. А в человеке всегда сидит ощущение, что кто-то работает меньше тебя. И это напрягает. Очень напрягает рабочий класс.

К обеду работа полностью поглотила нас. Какой-то жуткий прототип соцсоревнований. Нам как будто так не хватало этой суеты под тёплым солнцем. Засиделись, запылились в бункерах анклава, во внутренней зоне безопасности периметра.

Андрейка встал посреди групп, застыв над мячиком в состоянии, что называется «язык на боку», выдохся парень. Усталый и довольный, надышавшийся свежим воздухом, он смотрел на нас, не сразу понимая, почему оборвались все разговоры. Пацан не мог понять, почему мы застыли, роняя рельсы, шпалы и инвентарь и хватаясь за оружие.

Я и сам не сразу понял, ЧТО это образовалось над Андрейкой. Сгустившимся облачком, нечто эфемерное, невесомое, со своим внутренним светом, который был виден даже на фоне яркого солнечного дня, ОНО парило над мальчуганом.

Размерами Нечто было различно. То казалось теннисным мячиком, то размерами открытого от дождя зонтика. Шарообразная штука пульсировала, словно игралось с размерами.

У всех волосы дыбом встали. Мы ощутили страх, он парализовал нас. Не было ни одного человека, который в тот момент мог пошевелиться. Побледневшие, перепуганные, мы могли только смотреть на ЭТО.

Вспомнив, что это очень похоже на галлюцинации аномальной зоны, я повернулся к учёному. Тот всё ещё бесцельно бродил по рельсам, крутя в руках что-то похожее на счётчик Гейгера.

Голова повиновалась, губы зашептали:

– Макар, что это? Ты же говорил здесь нет аномалий.
– Обронил я совсем тихо единственному учёному группы.

Он сглотнул, словно возвращаясь в реальный мир. Сглотнув второй раз, ответил тихо-тихо, не поворачивая лица: