– Назад! Совсем мозги растеряла? Муравьи рядом. Бабка сдохла от худобы! Тёма, проверь его грудь.

Рейдер осторожно приблизился к пацану. Парня крупно затрясло.

– Не-е-ет, - заревел пацан, отскочив. Глаза не по-детски загорелись угрозой. Оскалился, как маленький волчонок.

– Осторожно! Он - контейнер!

– Пацан, покажи грудь. Если ты не заражён, мы не сделаем тебе ничего плохого.

Пленника как прорвало. Слёзы, что казалось бы, давно выплаканы, потекли крупные, жгучие. Так гадко стало от того, что придётся спустить курок.

– Брусов ничего не сможет сделать?
– Только и спросила Ленка посуровевшим голосом.

– Нет.
– Твёрдо ответил я, прекрасно понимая, что вскрой пацану хирург грудь без наркоза и реанимации не будет. Да и если бы был наркоз, не спасло бы. Кто-то должен дышать за парня. Нет оборудования.

Ленка обречённо отцепила от пояса пистолет и навела на парня.

Салават опередил, резанув короткой очередью наискось раньше капитана.

– Прости, пацан. Я… тебя похороню.

Похороню. Да. Верная мысль. Только как хоронить? Земля промёрзшая - лопатами долбить половину дня. А закладывать камнями, как на рельсах - камни надо таскать от железнодорожных путей. Именно таскать, потому что по взгляду на ветхую старушку, её тело не перенесёт транспортировки. Да и неизвестно, что за процессы уже бродят внутри неё, что внутри пацана. Только Брусов может установить причину смерти. Мне же проще отдать приказ сжечь здесь всё.

Тёма, вздохнув, склонился над пацаном, и распахнул старую куртку. Грудь парня неестественно выпятилась, как будто на неё давило что-то изнутри.

Рейдер как мои мысли прочитал, обронил:

– Устроим погребальный костёр?

Салават подошёл к столу, посмотрел на деревянные ложки, старую кружку, грязную миску, ковш. В углу стоял ржавый топор и метла, несколько вёдер.

– Не прикасайся к этому. Мало ли какая здесь зараза, - напомнил Тёма.

Господи, они действительно здесь жили. А последнее время, когда бабка слегла… неужели пацан сам ходил по лесу собирал дрова? Доставал еду, воду. Не вижу счётчиков. Жрали всё, что могли найти? Или личинка в бабке ждала, пока та истощит свой ресурс, чтобы перебраться в новое тело? Значит, муравьи где-то рядом. Надо поторопиться с дровами…

Почти с полчаса мы обкладывали кровать всем, что могло гореть. В ход пошёл столик, табуретка, дверь, хворост, наломанный с высохших деревьев. Наконец, Салават подцепил тарелкой угля с печки-теплушки и положил на край одеяла.

– Покойтесь с миром.
– Обронил Артём и подул на угли.

Искра подцепила благодатную почву сухого покрывала, и огонь принялся отвоёвывать территорию.

Мы вышли из землянки, когда оттуда повалил густой чёрный дым - так чадило покрывало. Затем он стал белым - сырость сказывалась. В огне старушка с пацанёнком не обратятся прахом, слишком мало жара, но это всё, что мы могли для них сделать.

Мы не понимали причину радости одного из технарей. Тот едва ли не прыгал на месте, а ко мне так и вовсе подлетел.

– Василий Александрович! Уголь! В кочегарне под снегом. Целая куча. Тележек десять точно будет.

Десять. Минус грязь и лёд. Что ж, на день хватит. Но лучше, чем ничего.

– Молодчина… эээ…

– Егор.

– Тоже Егор… Что ж… Молодчина, Егор. Бери народ, тележки, лопаты и везите всё к тендеру.

Классно, пацан со мной в Уссурийск ходил, а я даже не знаю, как его зовут.

Я повернулся к Артёму.

– Проследи за безопасностью.

Младший лейтенант кивнул.

– Вперёд!

Две души на город, одна из которых отлетела за грань незадолго до нашего пришествия. Не густо. Но больше никаких признаков жизни нам найти не удалось. Как и чего-то полезного. Ни оружия, ни припасов, ни снаряжения. Дома стояли пустыми, многие без окон и дверей. Просто голые остовы, ничем не напоминающие, что когда-то в них теплилась жизнь.