Одновременно предпринимались новые усилия для того, чтобы отправить хотя бы небольшое число подзащитных евреев в Швецию. Пятнадцатого ноября, в тот день, когда истек срок репатриации, будапештская миссия рапортовала в МИД, что “маленький транспорт из 150 евреев, возможно, отправится в путь немедленно”. Процесс получения виз, говорилось в документе, закончен, “но в Берлине, по всей видимости, возникло недопонимание касательно некоторой небольшой формальности”, и “ситуация с дальнейшей транспортировкой вызывает тревогу”. Было решено, что Валленберг будет провожать первый поезд в качестве представителя шведского правительства.

Нехватка транспортных средств и противодействие германских властей были не единственными препятствиями. Довольно многих евреев из списка репатриантов забрали на трудовую повинность, их было сложно разыскать и освободить (“разоружить”, так это называлось в документах). Однако 26 ноября 215 человек получили немецкие визы, и началось планирование переезда, несмотря на то что разрешение немецкой службы безопасности еще не было получено.

Транспортирование должно было идти через Вену, Берлин и Данию. Первый этап пути – от Будапешта до Вены – предстояло проехать в вагонах третьего класса. Поскольку никакого дополнительного поезда для проезда через Германии выделено быть не могло, этот отрезок предполагалось покрыть в вагонах, прицепленных к обычным поездам, по одному вагону в день.

То, что шведские подзащитные получили транзитную визу, было результатом тайных переговоров Валленберга с Куртом Бехером и Режё Кастнером, с которым он в конце ноября находился в постоянном контакте. По истечении срока репатриации шведские держатели охранных паспортов рисковали оказаться в том же положении, что и прочие евреи. И Валленберг решил войти в контакт с Бехером. Сначала с ним связались сотрудники Валленберга, заявившие, что тот хотел бы встретиться для обсуждения экономической сделки. Встречу помог организовать Вильмош Биллиц. Валленберг предложил уплатить по тысяче швейцарских франков за каждого еврея, которому позволят выехать в Швецию, – эта сумма будет депонирована в Швейцарии. Источником средств был “Джойнт”. Бехер согласился и попросил “Джойнт” дать гарантии, что и было сделано (точно так же, как в случае поезда Кастнера). Гарантировалась сумма в 1 млн долларов, но она была снижена до 400 тыс. швейцарских франков, поскольку первым транспортом должно было отправиться всего лишь 400 человек.

Согласно сотруднику Кастнера Андрашу Бишу, гарантия “Джойнта” на самом деле была предусловием соглашения. В переговорах с немцами в течение года “Джойнт” успешно культивировал миф, что он представляет “мировое еврейство” и поэтому является естественным партнером по этим вопросам. То, что германские власти уважали шведские охранные паспорта и швейцарские палестинские сертификаты, тоже, согласно Бишу, было результатом обещаний “Джойнта” [55] .

Однако в этом случае гарантий “Джойнта” оказалось недостаточно. Репатриация не состоялась – причиной послужило то, что служба безопасности в Берлине так и не дала разрешения. По мнению Фридриха Борна, германское правительство на самом деле “никогда всерьез и не думало позволять проезд еврейских эмигрантов”.

Хотя шведские подзащитные евреи никуда не выехали, в дальнейшем Валленберг в дискуссиях с венгерскими властями мог утверждать, что несостоявшийся выезд шведских евреев в Швецию – результат проволочек со стороны немцев, а вовсе не вина шведского государства, которое на самом деле делает все возможное для репатриации. “Переговоры [с Бехером], таким образом, имели определенное значение для шведской спасательной акции”, – гласит вывод Биша.

В разгар отчаянной борьбы за физическое спасение венгерского еврейства Валленберг нашел время для обдумывания и планирования жизни спасенных евреев после войны. Это входило в задание, полученное от шведского МИДа, согласно которому он должен был высказать свои предложения по “необходимым мерам помощи в послевоенное время”.

Шестого ноября Валленберг вызвал к себе Режё Мюллера. Он поведал ему тайну: на самом деле поручение ему дал не шведский МИД, а Управление по делам военных беженцев, и его деятельность финансируется американцами. Он рассказал, что использовать эти деньги можно будет и после войны, и попросил Мюллера подумать, как бы мог выглядеть план по спасению жертв войны. Одним источником вдохновения был, возможно, норвежский путешественник-первооткрыватель Фритьоф Нансен, комиссар Лиги Наций по делам беженцев после Первой мировой войны, известный своими так называемыми нансеновскими паспортами – удостоверениями личности, выдаваемыми беженцам без гражданства. Как и шведка Эльза Брендстрём, “сибирский ангел”, представительница Красного Креста в России во время Первой мировой и Гражданской войн, Нансен в начале 1920-х пользовался огромным международным авторитетом, в том числе у молодых людей поколения Валленберга.

Всего несколько дней спустя Мюллер представил первый набросок организации, который обсуждался с теми немногими, кто был посвящен в план Валленберга, – Гуго Волем, Вильмошем Форгачем, Андором Балогом и Палом Хегедюшем. Обсуждения продолжались весь ноябрь, и в конце месяца Валленберг стал искать помещение, в котором работа могла бы беспрепятственно продолжиться. У него были хорошие отношения с руководством Hazai Bank (“Банк “Родина”) на улице Харминцад, 6. Это было здание с бомбоубежищем, подвальным помещением для сейфов и множеством телефонов. Миссия сняла весь третий этаж и могла пользоваться одним из коридоров подвала как убежищем. За это банк получил право поднимать над зданием шведский флаг. “У Валленберга… были очень серьезные планы восстановления Венгрии, и для этого он намеревался воспользоваться нашим банком, – вспоминал директор банка Ференц Бенеш. – По плану, после окончания осады шведы получили бы второй этаж и половину убежища”.

Совместно с юденратом группа Валленберга разработала анкеты, которые были отпечатаны в количестве 200 тыс. экземпляров и разосланы обитателям всех гетто и в различные еврейские организации. По форме они были похожи на обычные анкеты переписи населения и должны были послужить основанием для определения имеющихся нужд. Однако ни те, кто их заполнял, ни те, кто анализировал, не знали, в чем, собственно, состояла их цель. Причиной секретности были опасения Валленбера, что немцы или нилашисты постараются разрушить его планы, если узнают о них.