Член сестричества о. Анатолия Жураковского Валентина Ждан на следствии говорила о Георгии Александровиче: «Много слышала об его дипломатических способностях и об его церковной деятельности, об его связи с архиереями, в частности о близких отношениях с еп[ископом] Сергием Киевским [306] , об его связи не только с Киевским архиереем, но и других епархий и центра. Говорили, что он управляет епархией, что назначает священников. Славился еще своей конспиративностью. Он был в числе “братьев” Жураковского и был связан лично с ним…» [307] .

Аресты епископов поставили церковную жизнь на Украине в крайне тяжелое положение. Чтобы обсудить создавшееся положение в Харькове, в марте 1927 г. было собрано совещание, на котором присутствовал и Георгий Косткевич. Ряд церковных деятелей, в частности архиепископ Борис (Шипулин), епископ Константин (Дьяков), епископ Макарий (Кармазин) и архимандрит Ермоген (Голубев), высказали мысль о необходимости информировать зарубежных церковных деятелей о происходящем и попросить поддержки, вплоть до организации вмешательства иностранных правительств. В качестве примера такой поддержки приводились выступления представителей иностранных государств в поддержку Патриарха Тихона в 1923 г. Было решено, что лучше всего поручить эту задачу мирянину, а поскольку единственным мирянином на этом совещании был Г. А. Косткевич, то поручение возложили на него.

Для начала было решено передать сведения об арестах епископов. Как выяснилось, именные списки такого рода хранились в архиве епископа Антония (Панкеева), оставшемся в Киеве. Они были доставлены в Харьков – вероятно, епископом Борисом (Шипулиным) – и проверены участниками совещаний на квартире епископа Константина. После того как поправки и дополнения были внесены, Косткевич переписал эти списки, взяв один экземпляр себе, а второй епископы оставили у себя в Харькове.

Как известно из материалов следственного «Дела “Истинно-Православной Церкви”», в первой половине 1927 г. Косткевич обращался за помощью в составлении списка к известному ленинградскому протоиерею Феодору Андрееву и его жене Наталии Николаевне, которая впоследствии показывала на допросе: «О Косткевиче Ю. я знала со слов И. М. Андреевского, что он, Косткевич, собирал сведения об архиереях, выясняя, кто куда назначен и кто где находится» [308] . Отец Феодор Андреев назвал несколько имен епископов и места их ссылок.

Архимандрит Ермоген вручил фотографию духовенства, сосланного в Соловецкий лагерь, переснятую с оригинала, предоставленного архимандритом Антонием (Лобовым), сыном архиепископа Захарии (Лобова), знаходившимся в том же лагере.

Вернувшись в Киев, Косткевич стал искать возможность передать материалы за границу. Помощь в этом деле ему оказала старая знакомая, с 1921 г. служившая в польской делегации по репатриации Мария Октавиановна Сагатовская, русская по происхождению, вышедшая замуж за поляка. Сагатовскую Георгий Александрович знал с детства – она была фельдшерицей в больнице для чернорабочих, где главным врачом был отец Косткевича, и часто посещала семью бабушки Косткевича по отцу.

Сагатовская обещала переговорить с польским консулом Бабинским, которого очень заинтересовало предложение. Он обещал лично передать посылку в Варшаву.

30 апреля 1927 г. Косткевич передал ряд документов Сагатовской для передачи Бабинскому, куда входили: список сосланных и заключенных епископов, фотокарточка группы ссыльных священнослужителей на Соловках, письмо, содержавшее основные пункты выработанных на совещании церковных деятелей в Харькове решений [309] , послание соловецких епископов.

Пакет с документами от Косткевича был передан консулом Бабинским проживавшему в Польше Анатолию Петровичу Вельмину, старому знакомому Косткевича, который помог скрыться Вельмину во время массовых арестов на Украине в 1923 г. Вельмин вспоминал: «Когда мне 7 лет тому назад пришлось перейти на нелегальное положение, он – тогда еще 19–20-летний мальчик – оказал очень много ценных услуг и мне лично, и другим моим товарищам по несчастью и одно время был моей связью с внешним миром, подвергаясь из-за этого большой опасности» [310] . В эти годы А. П. Вельмин активно занимался журналистской и политической деятельностью.

Дальнейший путь документов, переданных Косткевичем, отражен в переписке А. П. Вельмина с обосновавшимся в Праге историком и политиком Борисом Алексеевичем Евреиновым и в других документах из фондов Пражского исторического архива русской эмиграции [311] , ныне хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Другим источником сведений передачи за границу комплекта документов о положении Церкви в СССР служат следственные дела.

Борис Алексеевич Евреинов был представителем «Центра действия» в Польше, на которого была возложена ответственная задача «технической организации проникновения в Советскую Россию и связи с внутрисоветскими антибольшевистскими организациями» [312] .

Он родился 21 ноября 1888 г. в с. Борщень Сунженского уезда Курской губернии. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Служил мировым судьей Льговского судебного мирового округа. С марта по октябрь 1917 г. занимал должность уездного комиссара Временного правительства. Принадлежал к кадетской партии. С июня 1918 по февраль 1919 г. работал в министерстве исповеданий в Киеве. Затем вступил в Добровольческую армию. После ранения эвакуирован в Грецию, оттуда перебрался в Югославию, а затем в Польшу, где прожил несколько лет, активно занимаясь общественной деятельностью.