За свою деятельность по сбору сведений о положении Церкви и проповеди протоиерей Михаил Едлинский был арестован и расстрелян в 1937 г.

В сопроводительном письме А. П. Вельмину к присланным им материалам о гонениях на Церковь Г. А. Косткевич просил опубликовать эти материалы 19 марта 1930 г., в день, назначенный для всемирных молитв о Русской Церкви, причем опубликовать их сразу во всех странах и издать на основании этого материала отдельную брошюру. Он также просил ознакомить с переданными им документами П. Н. Милюкова, митрополита Антония (Храповицкого), Ватикан, архиепископа Кентерберийского, члена Консервативной партии Англии Киндерслея и «комитет по борьбе с советской антирелигиозной пропагандой, который существует в Англии…» [343] .

Косткевич разрешал делать любые редакционные поправки и сокращения, за исключением двух моментов – он просил сохранить обозначенную в материалах оценку деятельности митрополита Сергия и обозначить все «Москва III 1930» [344] .

Первое как раз и вызывало протест.

А. П. Вельмин предлагал использовать весь богатый фактический материал записок, но при этом устранить из них «несомненно чрезвычайно субъективную и слишком уже примитивную оценку всех последних шагов и мероприятий Митр[ополита] Сергия» [345] . Эту «субъективную» оценку он приписывает исключительно личным чертам своего знакомого, который, обладая большим мужеством, глубокой преданностью своему делу, вместе с тем имеет большую «самонадеянность и переоценку удельного веса своей личности и своей работы, что невольно отражается на его суждениях и делаемых им оценках» [346] .

Эти качества он и его друзья видели и раньше, но оправдывали их молодостью Косткевича, думая, что «та ответственная и серьезная работа, которую ему пришлось в таком юном возрасте выполнять», «вскружили несколько ему голову и невольно внушили ему несколько преувеличенное представление о себе» [347] .

В тот же день, когда было получено письмо от киевского знакомого, 14 апреля 1930 г., Вельмин пишет ответное, которое в копии пересылает Б. А. Евреинову. Он пишет:

«Очень тяжелое чувство произвело на меня Ваше отношение к митрополиту Сергию, Ваше резкое осуждение его, доходящее даже до того, что Вы постоянно называете его предателем и даже сравниваете его с Иудой. Вы меня простите и не обижайтесь на меня, но, по-моему, это слишком примитивное и поверхностное отношение к тому чрезвычайно сложному и тяжелому положению, в каком находится м[итрополит] Сергий. Из посылаемых мною Вам вместе с этим письмом газетных вырезок Вы увидите, что та часть русской эмиграции, к которой принадлежу и я, иначе смотрит на все это и видит в м[итрополите] Сергии только последовательного продолжателя церковной тактики Патриарха Тихона и митр[ополита] Петра. А так соблазнившее многих и здесь «интервью» его тоже расценивается нами, да и некоторыми иностранцами, как Вы увидите из газетных вырезок, не так трагично и прямолинейно, как Вами. Ведь вот Вы теперь не щадите слов, чтобы осудить и заклеймить м[итрополита] Сергия; а вспомните, как осуждали многие и Патриарха Тихона за его “признание” советской власти, за его знаменитое “письмо”, давшее ему возможность выйти из тюрьмы. А что тогда писала о Патр[иархе] Тихоне известная часть эмиграции! Почти то же, что сейчас Вы пишете о м[итрополите] Сергии» [348] .

Он упрекает своего корреспондента, что тот «смеет» говорить от имени всей Церкви, в субъективности, пристрастности в оценках.

Возникла парадоксальная ситуация. Сообщения о положении Русской Церкви, в которых так нуждалась эмиграция, оказались неприемлемыми, «вредными» и немыслимыми для опубликования.

Анатолий Петрович решается все же переслать материал с копиями письма Г. А. Косткевича и своего ответа Б. А. Евреинову и через него П. Н. Милюкову с пожеланием устранить субъективную, по его мнению, оценку всех последних шагов и мероприятий митрополита Сергия. Получив пакет, Б. А. Евреинов в письме от 23 апреля 1930 г. выразил согласие с точкой зрения Вельмина. «В планах Вашего корреспондента много несбыточного, – осторожно писал он. – Но все же это весьма умный и нужный корреспондент» [349] .

На основании полученных материалов Евреинов сделал доклад на закрытом заседании пражских эмигрантских деятелей с участием специально приглашенных лиц, интересующихся церковными вопросами. Материалы произвели ошеломляющее впечатление [350] . Однако полемику с митрополитом Сергием Борис Алексеевич не стал обнародовать.

В письме Вельмину Б. А. Евреинов высказал идею составить на основании присланных материалов брошюру и перевести ее на ряд иностранных языков. Однако, как он писал Милюкову 14 мая 1930 г., «острая полемика с митр[ополитом] Сергием должна быть из такой брошюры исключена» [351] . С целью издания брошюры документы в копиях были переданы им представителю чехословацкого Министерства иностранных дел З. И. Завазалу, занимавшемуся вопросами русской эмиграции. Завазал поддержал идею чешского издания брошюры, обещал переговорить на эту тему с Президентом Чехословакии Э. Бенешем.

Предполагалось, что вводную статью напишет В. В. Зеньковский, материалы приведет в систему известный писатель по церковным вопросам И. А. Лаговский, издание брошюры осуществит YMCA, по всей вероятности, сразу на нескольких языках, причем будет выслан гонорар. Копию материалов должен был получить и архиепископ Кентерберийский. А. П. Вельмин одобрил план издания статьи-брошюры на русском и иностранных языках, причем было оговорено, что готовить брошюру в целом будет проф. Лосский.

П. Н. Милюков, получив материал, признал его «очень важным» и обещал часть его использовать в «Последних новостях» в ближайшее время. Интересно, что он выступил оппонентом Б. А. Евреинова и А. П. Вельмина в вопросе о цензурировании критических материалов в адрес митрополита Сергия. Павел Николаевич решил напечатать все без сокращений, правда, посоветовавшись предварительно с митрополитом Евлогием.

По мнению Милюкова, объективное восприятие деятельности митрополита будет обеспечено опубликованием «Письма к Смидовичу» («Памятной записки» митрополита Сергия).

«Памятная записка» П. Г. Смидовичу была важным документом, представляющим церковную ситуацию и деятельность митрополита Сергия как возглавителя Церкви в существенно ином ракурсе, чем все остальные документы. М. Е. Губонин писал: «Для будущего историка Церкви этот документ явится чрезвычайно важным в смысле оценки истинного положения дел в те годы (особенно п. 21 [352] ), а также для определения степени правдивости ответов Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия при двух интервью, данных им представителям своей (советской) и зарубежной печати 2 (15) февраля и 5 (18) февраля 1930 г. Судить о действительном смысле и значении Декларации можно только при сопоставлении этих двух документов митрополита Сергия» [353] . Введение «Памятной записки» в блок документов действительно сильно повлияло на восприятие присланных документов.