кинулся мне на шею, и вообще ничего бы не было.

Карлсон подпрыгнул на месте с досады, а потом пожал плечами.

— Что ж, пустяки, дело житеийское! — сказал он. — Хотя не думаю, чтоб у нас в

Вазастане было много ведьм.

А фрекен Бок говорила уже о свадьбе и с каждоий минутоий выглядела всеё счастливеий

и счастливеий.

— Ты, Малыш, будешь у нас на свадьбе, — сказала она. — Тебе сошьют бархатныий

костюм, ты будешь в неём такоий красивыий.

Малыш содрогнулся. Чеёрныий бархатныий костюм… Да Кристер и Гунилла его

засмеют!

Зато Карлсону было не до смеха. Он всерьеёз обиделся.

— Так я не играю, я тоже хочу быть на свадьбе, я тоже хочу, чтобы мне сшили чеёрныий

бархатныий костюм!. Нет, так я не играю!.

Тут настала очередь фрекен Бок посмеяться вволю.

— Весеёлая будет с тобоий свадьба, не соскучишься.

— Я тоже так думаю, — горячо подхватил Карлсон, — я буду стоять у тебя за спиноий

в чеёрном бархатном костюме, и кидать всеё время пятиэровые монетки, и стрелять из

своего пистолета! Что за свадьба без салюта!

Дядя Юлиус был так счастлив, что ему хотелось, чтобы все были счастливы, и он тут

же пригласил Карлсона. Но фрекен Бок сказала, что тогда свадьба будет без нееё.

И в тот день тоже настал вечер. Малыш сидел у Карлсона на крыльце, сгущались

сумерки, и во всеём Вазастане зажглись огни, и во всеём Стокгольме — море огнеий,

куда ни погляди.

Да, настал вечер, Малыш сидел рядом с Карлсоном, и это было хорошо. Как раз

сеийчас в Вестергетланде на маленькоий станции остановился поезд и из вагона

вышел дядя Юлиус. Где-то в море плывеёт назад, в Стокгольм, белыий пароход, а на его

палубе стоят мама и папа. Фрекен Бок была у себя дома, на Фреийгатен, чтобы

ободрить Фриду. Бимбо спал в своеий корзинке. Но здесь, на крыше, Малыш сидел со

своим лучшим другом, и они ели свежие плюшки фрекен Бок. Всеё это было

замечательно. И всеё же Малышу было тревожно.

Нет тебе покоя, если ты дружишь с Карлсоном!

— Я попытался тебе объяснить как мог, — сказал Малыш. — Я оберегал тебя до сих

пор, это верно. Но что теперь будет, я не знаю.

Карлсон запихал себе в рот целую плюшку и проглотил ееё.

— Какоий ты глупыий! Теперь они могут охотиться за мноий, чтобы получить несколько

пятиэровых монет, я всему этому положил конец; поийми, Филле и Рулле теперь

нечего за мноий гоняться.

Малыш тоже взял плюшку и откусил кусочек.

— Нет, это ты глупыий. Теперь весь Вазастан, во всяком случае целые толпы дураков,

будет ходить за тобоий по пятам, чтобы поглядеть, как ты летаешь, или украсть твоий

мотор.

Карлсон оживился.

— Ты думаешь? Если ты прав, то мы можем сегодня хорошо повеселиться, во всяком

случае.

Малыш всерьеёз разозлился.

— Как ты справишься, — сказал он гневно, — как ты справишься, я тебя спрашиваю,

если тебя будут осаждать толпы народу!

— Ты знаешь, есть три способа: курощение, низведение и дуракаваляние. И я думаю,

что придеётся применить все три сразу.

Карлсон склонил голову набок и посмотрел на него лукаво.

Карлсон выглядел так забавно, что Малыш невольно улыбнулся и повеселел.

Карлсон сунул руки в карманы и радостно позвенел своими пятиэровыми

монетками.

— Геий-гоп, богатыий, и красивыий, и умныий, и в меру упитанныий мужчина в самом

расцвете сил, это я, лучшиий в мире Карлсон, лучшиий во всех отношениях, ты это

понимаешь, Малыш? — Да, — ответил Малыш.

Но в кармане у Карлсона были не только пятиэровые монеты, но и маленькиий

пистолет, и, прежде чем Малыш успел остановить Карлсона, выстрел прокатился по

всему Вазастану.

«Ну вот, начинается», — подумал Малыш, когда увидел, что в соседних домах

раскрываются окна, и услышал гул взволнованных голосов.

Но Карлсон запел свою песенку, и большими пальцами он отбивал такт:

Пусть всеё кругом

Горит огнеём,

А мы с тобоий споеём:

Ути, боссе, буссе, бассе,

Биссе, и отдохнеём.

Пусть тыщу булочек несут

На день рожденья к нам.