Шрифт:
Город ещё не проснулся, но кое-где уже засветились в избах лучины. Их блеклый свет пробивался через затянутые бычьими пузырями оконца. В хлевах нетерпеливо мычала скотина, пастухи запаздывали.
Небо серело, и звёзды гасли. День обещал быть погожим. Караульные на городских стенах, завидев князя, приободрились, стряхнули непрошеный сон.
Мстислав поднялся на башню. С её высоты глянул по сторонам - сплошной стеной темнел лес, по Десне пошёл молочный туман, остался на лугу.
Князь любил такую пору. Её называют грибной. Княжичем он ходил с челядью за грибами, и не было его удачливей. Корзины по две приносил.
«Господи, - подумал Мстислав, - отчего так часто стал я вспоминать детство? Неужли прав был отец, великий князь Владимир, когда однажды, прижав меня к себе, с грустью промолвил: «Ужли и я был таким?» Видно, и мои годы повернули на старость», - решил Мстислав с той же грустью, что и отец.
СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ
Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю;
не мир пришёл Я принести, но меч…
От Матвея. Гл. 101
На Крещение черниговцы на Десне лёд пешнями пробили. Епископ Киприан и отец Кирилл с дьяконами и церковным хором воду святили. Отчаянные молодцы, раздевшись донага, кидались в ледяную купель. Толпа ахала, визжала от восторга. Девицы стыдливо отводили глаза. Им кричали с хохотом:
– Девки, дуры, пока нагишом, присматривайте жениха, кто чего стоит!
Неожиданно для всех Мстислав принялся разоблачаться. Добронрава брови вскинула:
– Окстись, князь, мороз, деревья трещат!
– Эх, княгинюшка, я ли не орёл?
Люд зашумел:
– Смотри-кось, князь крещение принимает!
– Ай да Мстислав удалой!
Бояре головами укоризненно покачивали, а Димитрий воеводе Роману зашептал:
– Срам-то принародно кажет!
Тут боярыня Евпраксия наперёд полезла:
– Вы-то, пни трухлявые, и рады показать, да ничё у вас не осталось.
– Тьфу, - плюнул боярин жене под ноги, - рыло-то отвороти.
– Как бы не так, - рассмеялась Евпраксия, - мне поглазеть и то в радость.
А Мстислав уже в прорубь бултыхнулся. Вода враз как огнём опалила. Побарахтался маленько. Его из проруби выволокли под одобрительный гул. Кто-то тулуп овчинный на князя накинул, кто-то валенки и шапку тянет.
А дома, в хоромах княжьих, баня натоплена. Попарился Мстислав, веником берёзовым нахлестался, после чего, выпив вина хмельного и поев горячей лапши с гусиным потрохом, так легко себя почувствовал, будто десяток лет скинул.
Добронрава пошутила:
– Ты бы, князь, ещё разок купель принял, гляди, окажешься таким, каким я тебя по Тмутаракани помню.
До обжи занесло дорогу. Мстислав велел заложить беговые санки, намерился Оксану проведать. Видит Бог, сладок плод запретный.
Катил тройкой. Коренник и пристяжные грудью гребли снег. Гридин коней сдерживал, не доведи опрокинуться. Где-то в глубоком лесу завыли волки. Кони ушами запряли, по коже у них дрожь. Гридин вожжи натянул, успокоил тройку.
В обже князя не ждали. Хозяин подшивал валенок, Оксана варила щи, а боровички двор от снега расчищали.
– А то как враз таять начнёт, избу подтопит, - сказал Пётр и хотел отложить работу. Но Мстислав остановил его:
– Делай своё, я не надолго.
Оксана голос подала:
– Уедешь, князь, но прежде щей наших отведаешь.
Пётр всё-таки поднялся:
– Пойду сыновьям помогу.
Мстислав мысленно поблагодарил смерда. Когда дверь за ним закрылась, князь обнял Оксану. Она промолвила:
– Грех великий на нас, Мстислав.
– Не на те, Оксана, на мне. Ты наяву и во сне в мыслях моих.
Дай срок, князь, я свой и твой грех отмолю. В Киев уйду, в монастырь.
– Замолчи.
– Ладно уж, - Оксана отстранилась.
– Не станем о грехе говорить. Прости меня, князь, я первая начала. Некстати.