Шрифт:
Обвив руками колени, Дора замерла, прислушиваясь к себе и миру.
…Как громко бьется сердце!
…Как пульсирует кровь, алыми струйками разбегаясь по венам, артериям, капиллярам ее искусственно выращенного тела!
…Как невидимые глазу энергии движутся внутри ее, смешиваясь с вихрями энергий, бурлящими снаружи материальной оболочки!
Но за тончайшей пленкой кожи тоже была она, Дорофея. Закручивающиеся в крошечные смерчи, шевелящиеся, точно щупальца осьминога, потоки окружали ее, защищая от ставшего неприветливым, злым внешнего мира. И казалось, чем сильнее был ее страх, тем яростней вскипало разноцветное, переливающееся нечто вокруг нее, ощетиниваясь и готовясь отразить любой удар.
Сквозь стук сердца донеслись звуки подъезжающих машин. Голоса – встревоженные, резкие, местами знакомые. Цоканье каблуков, движение воздуха от чужой суеты. Запах дыма и гари усилился. Точно, ветер переменился, обдавая жаром кожу, шевеля растрепанные волосы на макушке.
Резко, до дрожи, до неприятной волны вниз по позвоночнику завыли пожарные машины, загремели дальние ворота, пропуская людей с брансбойтами к развалинам развороченного взрывом строения. Только там нечего искать. Проще дать огню очистить место общения с потусторонним, далеким и непонятным здесь миром. Ее родным миром…
Дорофее казалось, что сейчас она слышит звуки всего Барска, но не могла разлепить губ. Словно на дне океана, придавленная миллионами тон воды, – она сидела на асфальте, и под плотно сжатыми веками плясали, мельтешили пламенные блики. Девушка знала – так она видит людей, приехавших сюда, их энергии, их мысли и чаяния, сплетающиеся в плотные коконы…
Ее не замечали, несколько раз отдавливали ноги, пробегая мимо к калитке и обратно, толкали, шумели, спорили. Пока наконец чей-то негромкий голос не пропел над ухом:
– Она где-то здесь.
Она различила слова, но понять смысл сказанного было сложно. Смысл терялся, увядал оставленным без влаги цветком.
– Д О Р А!
Ее разноцветные энергетические щупальца соприкоснулись с чужими. Брррр! Неприятно. Не трогайте меня!
– Не трогай-те! – Звук толчками вырывался из горла Дорофеи, когда некто подхватил ее под мышки и вздернул с земли.
– Все хорошо, – зашептала на ухо знакомая женщина. Как ее зовут – Лика? Вика? Нет, Ника! – Пойдем, девочка. Ты больше не служишь проводником. Пожар потушен, Роза жива. Вам следует отдохнуть.
Смысл услышанных слов по-прежнему ускользал, зато стало легче. Под веками замерла и погасла чехарда световых пятен.
– Вероника Степановна! – Еще один голос. Женский, сейчас не вызывающий ничего, кроме раздражения и неприязни. – Ввиду сегодняшних событий…
– Она со мной. Прочь с дороги, – сказано спокойно, уверенно, но Доре примерещились две сцепившиеся кошки – рыжая и белая.
Вместе с образами пришли воспоминания о вчерашнем вечере, ночи, о том, кто она.
Боль от чужих прикосновений утихла, исчезло ощущение километровой толщи воды на плечах. Разлепить бы веки. Не выйдет. Зато стало тепло и уютно. Загудел двигатель. Точно, она в машине. Слова Вероники донеслись издалека:
– Отвезешь обеих ко мне и лети назад. Кощей прислал надежную охрану.
Дальше Дорофея ничего не помнила, ибо провалилась в сон. Снился ей Ланс отчего-то в черном паучьем панцире, в рыцарском шлеме, со щитом в виде перемотанных скотчем клавиатур в одной руке и огнетушителем в другой. Ланс гонялся за ней, Дорой, по сплетенной из проводов паутине и кричал Борькиным голосом:
– Ты хочешь вернуться домой? Хо-очешь?
20 июня. Барск. Ника
Собиравшиеся ночью тучи к девяти утра застелили все небо, темнея и уплотняясь у горизонта, обещая к полудню если не грозу, то обильный ливень. Внизу, у основания небоскреба, гнулись деревья, ветер швырял в лица пыль и оборванные листья, брызги с волнующегося озера. Зябко, неуютно.
Спрятаться бы в уютной комнате, сварить кофе, вести долгие беседы с друзьями или уединиться с хорошей книгой. Нет, приходится работать, да еще как. И за твоей спиной стервятниками стоят трое – один другого краше. Бывший муженек (чтоб его номинировали на Нобелевку а потом вручили ту главному конкуренту), его новый начальник (все недосуг с ним разобраться) и Кощей (куда без него, родимого).
Вымотанная до предела Вероника встала с кровати, на которой лежала погруженная в гипнотический сон Дора, и воззрилась на замерших в стороне зрителей.
– Сомневаюсь, что она еще что-нибудь вспомнит.
– А если уточнить про увиденное на экранах компьютеров? – не унимался Председатель.
– Григорий Константинович, девочка не только описала, но и зарисовала все, что успела рассмотреть, – нахмурилась наставница. Ох, как хотелось поесть и завалиться спать на сутки, отключить телефоны, снять браслет. Наивные мечты. – Нет смысла больше выпытывать. Лучше займемся поисками мальчишки, не так ли, месье Робер Ноэль?