Берега дождя: Современная поэзия латышей
вернуться

Морейно Сергей
Шрифт:

«В дверях...»

в дверях:круглая ночь черное яблококомбинация из тишины и порогачешуей обрастает сердцеи уплываетнебо зябнет. Ведроначинает звонить в колодцеи пальцы горят жидким пламенемв звездной рубленой хвоепуть перелетных птиц

Детство сетчатки и ветер

Детство сетчатки, ветер,да, очевидно, пронизывающий ветер,земной фундамент сложен из ветра;поцелуй растворен во времени и пространстве,еще не уточненный ничьими губами,жарко горящий спросонок.Да, детство сетчатки, ветер —осушитель слез, шуршащий ресницами;пальцы искрятся, омытые снегом.Детство сетчатки, ветер.

«А это значит...»

А это значит (звездный сух песок):Была звезда (а теплый берег рядом,Здесь под ногами, можно даже взглядом…)От гибели всего на волосок.

«Всё что могу о смерти знать я...»

всё что могу о смерти знать ярасскажут мне твои объятьяСтикс твои жилы омываетдруг в друге мы не заживаемищу последнюю из лестницс последней лампочкою вместев тебе как в дреме увязаюи никуда не исчезаю

«Простыни тот самый мрамор...»

простыни тот самый мрамор в котором застынем мы. сны на подушке с крылом Икара смоленые перья, верь я думал о лампе летящей как белый гусь но мы не в Риме, диван к нашим телам посохом нащупывает дорогу натыкаясь на розу, еще тепла. экспозиция памяток на факультете памяти, ласкаю ушную раковину с дырочкой для ключа.

«Так любила что одеяло...»

так любила что одеялоот сигарет забытых сгоралоедким дымом нос забивалотак любила что покрывалонашу любовь огня покрывалоноги пламенем омывалотак любила что забывалато что так нам любить не пристало

«Я к тебе приблудился...»

я к тебе приблудилсяа ты не замечаешьсквозь истлевшие листьясквозь крики чаексквозь крики чаексквозь многие лицау всех причаловя лаю хриплоподожди меня слышишьдай к себе приблудитьсяв шуме крови прилившейв истлевших листьях

«Тянет дымом вселенных нездешних...»

Тянет дымом вселенных нездешних,В мирозданье зияет дыра.Бьет кометой хозяин кромешный,Я лижу ему руку, как раб.Спину гну перед вечностью крепкой,Годы выводком злобных барчатНа меня налетают и треплют,Только песенки славно звучат.Тянет дымом вселенных бывших,И я помню всех, меня бивших.

«Все грустности уже пали...»

все грустности уже палив схватках жестоких с розамиони почиют в гробахколючками звезд перевитыхбольше вояк нетлуну в нагруднике черномдержу в онемевшей рукепо рукописям плывут ароматыя последняя грустностьчей мундирчик пошитиз выдохшегося сена

«Своих попутчиков обнюхивает мозг...»

своих попутчиков обнюхивает мозгподобное подобного боитсяпень сторонится пня и птицы птицаи месяц топит страсть свою как воскостер чеснок как эллинские сныи лук душист как сластолюбец старыйчем пахнут черепа после удараножам хозяйственным поет топор войныхотя бы звездочку фиалки безголосойлишь хмеля усик крохотный к усамвновь чует разум как смердит коса безносойприпомнить силясь чем он пахнет сам

«Стонут яблоки, кружево...»

стонут яблоки, кружевоткут пауки, натекает за бородуавгусту жир, и принимаютсятени. росу соберешь, сдерешьизумрудную корку, и в омутекапли зреет семя предчувствийохотник в осоке выцеливает отражениеоблака, как дверь проскрипитодинокая ель, и ручка самасобой завалится набок

«Зеленой крови рев с коры древесных трупов...»

зеленой крови рев с коры древесных труповкрест-накрест сваленных; заказан путь для насклыком кабаньим; стрелки гонят часпо стежкам леших; ночь сжигает утра;дома совсем завяли; шелушится брус;жнут дождь серпом секирой рубят воздухгде головнями оседают гнездаи за порог ныряет жирный куст;несет чащобник память о жильев зубах прокуренных; выскальзывает вдругиз мышеловки губ свистящий звуки топится в гнилье