Шрифт:
Появление в усадьбе Ли-цин не могло пройти незамеченным женской частью дома.
– Видели вы этого юношу? – Спросила она вечером своих подруг. – Строен, как кипарис, чист лицом, утончен душой и не искушен в любви.
– Откуда ты это знаешь, Климена? – Спросила самая младшая из жен.
– Мне ли этого не знать! – Отозвалась распутница. – А упустить возможность обучить такого юнца искусству любви и неги, считаю грехом великим! Тем более, не пройдет одной луны, как он удалится, и вы вырвете у себя клок волос, если упустите такую прекрасную рыбку!
Гарем разволновался. Жены были смущены и встревожены.
Молодой иноземец понравился всем. Тонкий стан, удлиненные карие глаза под сенью черных ресниц, и какая-то тихая грусть в лице влекли к нему с неудержимой силой.
– Я все возьму на себя! – Заявила искусительница. – Не пройдет и дня, как он разделит с нами свое ложе.
Ли-цин немало удивилась, заметив на себе внимание Климены и других жен.
«Кажется, они меня разгадали…». – Подумала она.
– «Ну, что ж, не вижу в этом ничего страшного. Думаю, они меня не выдадут».
Ближе к вечеру к ней подошла Климена, сделала большие глаза, и тихо сказала:
– Через час после захода солнца приходи на нашу половину. Малиба не будет, а хозяин спит, как суслик в норе. Мы должны сказать тебе что-то очень важное.
«Точно! Разгадали!». – Поняла Ли-цин, и молча прикрыла глаза в знак согласия.
В назначенный час она тихо поднялась на ноги, пересекла обширный двор, и вошла в дом. Миновала айван {119} , и прошла в боковые комнаты.
119
айван – главное летнее помещение дома.
Ее ждали. Неяркий светильник выхватывал из полумрака большой ковер с расставленными на нем яствами. Небольшой кувшин с вином украшала виноградная гроздь.
Вкруг него сидели все жены Хатема, нарумяненные и прихорошившиеся. Мало, какой мужчина устоял бы перед этими мерцающими в полутьме глазами! Мало кто удержался бы от желания прикоснуться к влажным полуоткрытым губам…
Климена жестом пригласила Ли-цин сесть.
Ей протянули чашу с вином, и она чуть пригубила его. Никто не произнес ни слова. Одна из женщин взяла в руки самбук {120} и тихонько заиграла.
120
самбук – трехструнный музыкальный инструмент.
Ли-цин была тронута.
Негромко пели струны самбука, колеблющееся пламя светильника придавало обстановке призрачный и сказочный вид.
Чаша с вином шла по кругу, объединяя женщин общей страстью и невысказанной тайной.
Климена встала, взяла Ли-цин за руку, приглашая подняться.
Девушка встала.
Гречанка легко коснулась своих плеч, и длинная рубашка неслышно упала на пол.
Прекрасное, обнаженное тело, казалось, само излучало мягкий, глубокий свет.
Ли-цин была поражена.
Климена шагнула вперед, провела рукой по волосам и щеке гостя, скользнула по шее, плечам, груди, и…. застыла.
– О, Небо! – Воскликнула искусительница. – Ты…. Ты – девушка?
Обеими руками она развела в стороны разрез рубахи Ли-цин.
Потрясенные женщины своими глазами увидели два чудных холмика с розовыми верхушками, отличающими грубый мужской пол от утонченной девичьей красоты.
Ли-цин все поняла. Воцарилось всеобщее растерянное молчание.
Небо – великий постановщик жизненных драм. Мы все, по своему опыту знаем, как гениально оно умеет усиливать накал страстей, выводя в подобающий момент, на сцену, новые действующие лица.
Хатема, которому, по странному совпадению, не спалось в эту роковую ночь, привлекли звуки струн. И, редкий случай: он решил посетить женскую половину дома.
Читателю нетрудно представить себе выражение лица человека, заглянувшего в свой гарем, и обнаружившего там юношу, которого он три дня назад собственноручно нанял в работники.
Даже самые спокойные натуры хранят в своих глубинах неизмеренные запасы ярости.
Хатем издал нечленораздельный вопль, воздел над головой руки, и бросился вперед с намерением стереть негодяя с лица земли.
Гречанка стремительно стала между ним и Ли-цин, и громко крикнула:
– Стой, неразумный! Он – девушка!
Хатем окаменел. Только сейчас он увидел распахнутую рубаху Ли-цин, и с ней - все признаки женского естества.
Тем не менее, ни одна сцена не может продолжаться бесконечно.
Толстяк молча опустил руки, повернулся и вышел.
На следующий день многое изменилось. Ли-цин освободили от работы по дому, поселили в отдельной комнате и перевели в ранг почетной гостьи. Жены Хатема, оправившись от потрясения, вникли в историю девушки, и преисполнились к ней самым глубоким уважением.