Ваш танец, праздник, пение - все это никому не вредит. Такие вещи, напротив, могут кого-нибудь исцелить, но только не вредить. Эти птицы поют и не ощущают никакого осуждения. Птица не летит к католическому священнику, чтобы исповедоваться ему в воскресенье: «Святой отец, прости меня. Я снова пела на этой неделе. Я не смогла сдержаться. Когда восходит солнце, когда цветы распускаются и источают свой аромат... Я стараюсь сдержаться, но я ничего не могу поделать, так как я всего лишь маленькая слабая птаха, поэтому всю неделю я пела. Прости же меня и упроси Бога отпустить мне мои грехи».

Деревья тоже не ходят к священнику. Они танцуют, радуются солнцу, ветру и дождю. Деревья радуются вам. Наверно, они ждут вас каждое угро, каждый вечер, потому что мы все взаимосвязаны. Наверняка деревья ждут вас, ведь вам пора идти. И когда вы поете и хлопаете в ладоши, вы думаете, что деревьям это не по душе? Они радуются вместе с вами.

Человек - единственное глупое животное на свете, и священники нашли вашу слабину. Ваше слабое место - в том, что человеческий ум можно напичкать мусором независимо от вашего желания. Люди постоянно пичкают умы друг друга чепухой. Вы нигде не увидите, чтобы люди сидели тихо и спокойно.

Раньше я много путешествовал. Самое неприятное обстоятельство в дороге заключается в попутчике. Я всегда покупаю купе с кондиционером, поэтому чаще всего у меня бывает один попутчик, а чаще всего я вообще еду один. Но достаточно даже одного пассажира. А я ездил весь год, поэтому попадал в разные истории...

Я входил в купе и видел, что попутчик улыбается. Это означало, что он не прочь поболтать. И тут я прикладывал палец к губам, и лицо попутчика принимало разочарованный вид. Он все равно спрашивал меня: «Вы что, немой» А затем я с любопытством наблюдал за его суетливостью. Он открывал чемодан, потом снова закрывал его. Он открывал книгу, просматривал ее, откладывал, затем начинал читать газету, которую уже успел зачитать до дыр, откладывал и ее... Я же просто наблюдал за ним! Наконец, он говорил: «Вы можете молчать, но не смотрите на меня в упор, я от этого нервничаю». С какой стати ему нервничать? Он шел в душ, возвращался, снова выходил, только бы чем-то занять себя. Люди не могут сидеть спокойно.

У меня было много способов для таких людей... Иногда так получалось, что я входил, и человек смотрел на меня. И туг я называл ему свое имя, как звали моего отца и деда. У меня много дядей, братьев, сестер...

«Но я не спрашивал вас об этом», - отвечал он.

«Все равно вы начнете спрашивать, - не смущался я.
– Так лучше я заранее отвечу вам! Все мои дяди женаты, у одного из них двое детей».

«Я не сказал ни слова, - говорил попутчик.
– Зачем вы рассказываете мне обо всем этом?»

Я объяснял: «Я знаю, что скоро вы спросите мое имя или имя моего отца, где я живу, куда я еду, чем занимаюсь. Я сам вам обо всем этом рассказываю, чтобы ничего не осталось. Если вас еще что-то интересует, спросите меня о этом, потому что я хочу в пять минут покончить со всем этим. А затем я двое суток проведу в безмолвии, ни о чем не спрашивайте меня».

Итак, сначала попутчик был потрясен, но он понимал, что в самом деле собирался задать мне все эти вопросы. Именно об этом расспрашивают люди друг друга: где они живут, чем занимаются. Какое вам дело? Ради чего вам знать, куда я еду и откуда я родом? И попутчик ожидает от меня, что я стану задавать ему такие же вопросы.

Поэтому я постоянно говорил этим людям: «В пять минут я расскажу вам всю свою жизнь в краткой форме. И я дам вам пять минут, чтобы вы рассказали мне о себе все, о чем я только могу спросить. Затем мы двое суток будем молчать».

Люди всякий раз считали меня безумцем! Двое суток в купе творился настоящий цирк! Пассажир звал официанта и объедался. Я видел, что он без конца пихает в себя еду, затем заказывает кофе или прохладительные напитки. Я просто смотрел на попутчика, ничего не делая.

Наконец, он не выдерживал напряжения и вызывал проводника: «Я хочу переселиться в другое купе».

«Я останусь с ним», - отвечал я проводнику.

«Не понял», - хмурился проводник.

Я объяснял: «Мы с ним попутчики. Я представился ему, а он - мне. Мы заключили двухсуточный контракт. Вы можете перевести его только в то купе, где есть два свободных места».

Чаще всего у проводника не оказывалось двух свободных мест. И даже если эти два места все же были, мой попутчик отклонял предложение переселиться: «Я не хочу никуда переезжать. Какой в том смысл? Если бы мне придется жить с этим господином и в другом купе, подойдет и это купе».

Все проводники знали меня, поэтому, когда я выходил, они говорили мне: «Не мучайте его. У этого бедняги ошарашенный вид, как будто он едет с самим чертом!»

Люди постоянно болтают, выплескивают все свои помои на вашу голову и еще просят вас угостить их вашим мусором. Так чужая чепуха становится частью содержимого вашего ума.

Сурабхи, разве ты не можешь понять, что твое благополучие никому не вредит? С какой стати тебе заниматься самобичеванием? Все это просто мусор, которым напичкали тебя твои родители и священники. Твое пение, смех, празднование - все это пойдет тебе на пользу. С какой стати тебе чувствовать осуждение как следствие радости? Этим занимаются безжизненные священники. На протяжении сотен лет эти мертвецы радуются в своих могилах, отдыхают, расслабляются. И они напичкали тебя этими идеями. Если ты проявишь немного осознанности, то не найдешь никаких оснований для самоосуждения.