Шрифт:
Позже, раскачиваясь на костылях подле госпитальных ворот, я подумал, что надо было побриться. В голове возникла картина: бреющийся Володя перед приходом Лады. Я вздохнул: «Очевидно, ради нее побрился бы и я...»
Однако три девушки в военной форме заставили мое сердце забиться учащенно. Я шагнул навстречу. Иришки среди них не оказалось, хотя, судя по погонам, это были ее подружки. Она появилась вскоре, и я чуть не прозевал ее, так как не ожидал, что она будет в шелковом платье. Мне кажется, мы оба несколько смутились, когда здоровались. По крайней мере, нам было легче разговаривать в тот раз, когда я стоял на земле, а она свесилась ко мне через перила с высоты. В молчании прошли мы в зал. И здесь она чувствовала себя, видимо,, так же неловко, как я. Мы оба старались занять как. можно меньше места, боясь прикоснуться друг к другу плечом. До половины фильма я почти не видел, что делается на экране, и думал, надо взять Иришку за руку или нет. Однако я больше всего боялся показаться ей неопытным мальчишкой, и это вселило в меня решительность.
Пальцы ее вздрогнули и легко сжали мою ладонь. Мы оба замерли от напряжения. Через несколько минут я погладил их — мягкие и горячие, и она ответила мне тем же. Какое уж тут кино! Если еще в первый час мы, хоть и смутно, все же видели кое-какие сцены, мелькавшие перед нами на экране, то сейчас забыли обо всем на свете, кроме переплетшихся пальцев. Но оказалось, что Иришка владела собой лучше меня. Она каким-то образом умудрилась почувствовать, когда картина кончится, и нежно, но настойчиво высвободила руку.
Когда зажегся свет, Иришка поднялась, стараясь не встречаться со мной взглядом, и, расправляя складки на платье, заговорила о картине преувеличенно громко. Мы так и расстались, боясь посмотреть друг другу в глаза.
Я несколько дней жил воспоминанием о ее мягкой, нежной руке, но что-то меня удерживало от новой встречи и заставляло обходить вышку по соседним улицам. Однако куда бы я ни уходил, она отовсюду была видна. Сидя в поле, опустив ноги в прохладу канавы, я не спускал глаз с вышки; спички капризничали в моих руках, ломались, зажигаясь с трудом, папироса трещала от сильных затяжек. С нежностью я смотрел на девичью фигуру в защитной форме, маячащую в голубом небе, и, усмехаясь, говорил себе, что это может быть вовсе и не Иришка — мало ли там дежурит девчонок.
Не знаю, когда бы мы с ней еще встретились, если бы я не увидел ее однажды в нашем зале перед началом кино. Держась за плечи подруги, она весело разговаривала с ребятами. Увидев меня, Иришка вспыхнула. Когда я поклонился, она подошла ко мне, оставив подругу, и смущенно спросила, почему меня не было видно эти дни. Я сказал, что болела нога.
— Бедненький, — произнесла она участливо, и мы первый раз встретились взглядами. И оба смутились.
Она проговорила:
— Я хотела послать вам записку, но вы мне не назвали даже своего имени.
Я сказал, как меня зовут.
— А вы вспоминали обо мне? — спросила она.
— Все время.
Она незаметно и торопливо пожала мне руку.
По-моему, мы оба только и ждали, когда начнется кино...
Едва выключили свет, как она сама сразу же отыскала мою руку и прижалась ко мне горячим плечом.
После кино я пошел ее провожать. Мои костыли гулко стучали по деревянным тротуарам. В небе висел желтый серпик луны. Где-то журчал ручей.
Иришка остановилась около низенького темного домика. Лениво тявкнула собака во дворе и звякнула цепью.
В свете луны я увидел бледное Иришкино лицо; тень от ресниц падала на щеки; может, от этого глаза ее казались большими... Я сжал ее лицо ладонями и неловко прикоснулся к нему губами. Она не оттолкнула меня, молча обняла за шею и поцеловала долгим поцелуем, от которого у меня перехватило дыхание. С грохотом упал костыль, и когда я наклонился за ним, Иришка чмокнула меня в висок и побежала.
— Ты куда? — спросил я прерывающимся от волнения голосом.
Она остановилась. Закинув руки за голову, поправляя прическу, сказала, смеясь:
— Неужели ты думал, что я здесь живу? У нас тоже казарменное положение. Как и тебе, придется сейчас отчитываться за опоздание. Спокойной ночи!
Она сделала несколько шагов, потом обернулась и сказала:
— Ты возвращайся через окно. Мне тоже девчата откроют.
Я смотрел, как она бежит вдаль по сонной улице.
Впервые мне пришлось возвращаться в госпиталь испытанным другими способом — через окно в бывшей раздевалке, превращенной в склад сестры-хозяйки, и через бильярдную.
Разные мысли лезли ночью мне в голову. Чтобы уснуть, я решил выкурить папиросу у окна. Дым извивающимися струйками тек кверху. В вышине переливались звезды. Луны не было видно, но из-за крыши падал ее свет. На волейбольной площадке лежали тени от столбов. Я спрашивал себя, люблю ли я Иришку, и старался уверить себя, что нет. Однако стоило мне вспомнить о ее мягких теплых губах, как я уже ни в чем не мог разобраться.
Странными были наши дальнейшие встречи. Мы стеснялись глядеть друг другу в глаза, разговаривали на «вы». Даже когда я шутил и называл ее Ириской вместо Иришки, она смотрела на меня настороженно, и я не мог понять по выражению ее лица, улыбнется она в следующее мгновение или обидится. Но во время кино все было так же чудесно, как и в первый раз, а если мне удавалось ее провожать, мы переходили на «ты»... Как-то она спросила меня, когда мы сидели на скамейке: