Шрифт:
Я вытягивал ногу, с ненавистью смотрел на нее. Потом разбинтовывал.
А утром перечитывал Володины письма. В каких переплетах он побывал за это время, а давно ли врачи говорили, что ему нечего и мечтать о возвращении на фронт!..
Нога по-прежнему напоминала пилу, но той боли, которую я испытывал еще совсем недавно, уже не было. Хуже обстояло дело с пяткой. Но я отставил в сторону костыли и взял у соседа палку. Боль волной хлынула через грудь и остановилась в голове. Я решил, что пройду коридор из конца в конец, но едва смог дойти до дверей палаты.
Лечившая меня докторша, появившаяся на пороге, посмотрела на меня и произнесла сердито:
— Ваше упорство достойно другого применения, Снежков. Надо ложиться вовремя спать, это будет полезнее для ноги. Мне сказали, что ваша койка опять пустовала после отбоя. Это уже в который раз.
— Мне было нужно выйти,— возразил я угрюмо.
— Смотрите, если я узнаю, куда вы выходите, я откажусь лечить вас. Думаете, мы вас госпитализируем из- за ваших красивых глаз? Для вашей же ноги все делается!
Наш разговор, наверное, кончился бы ссорой, если бы в дверях не появился начальник отделения.
Взглянув на палку в моих руках, он воскликнул с удивлением:
— Ну-ка, ну-ка, покажись мне! Ты что? Отказался от костылей? Ну, брат, ты в ноги должен поклониться Алевтине Ивановне, — он кивнул на докторшу. — Она чудо с твоей пяткой сделала... Ну-ка, пройдись.
Я прошелся между койками, крепко сжав зубы.
— Здорово больно? — спросил он.
— Раз хожу, значит, можно терпеть, — ответил я грубо.
— Ишь ты, какой колючий, — не обиделся он. — Пойдем-ка посмотрим, что там у тебя.
Когда мы подходили к концу коридора, радужные круги плавали у меня перед глазами и я думал лишь об одном, как выдержать последние шаги.
Пока доктор осматривал мою ногу, я лежал, радуясь передышке. Но он сказал вскоре:
— Костыли можете у него взять. Дайте ему посошок.
Пришлось вставать и делать вид, что мне вполне под силу эта боль.
Я хотел усесться в первое же кресло, но, обернувшись, заметил, что начальник отделения стоит в дверях и с любопытством наблюдает за мной. Как ни в чем не бывало, я направился в бесконечность коридора. Шаг, еще шаг. Еще. Внимание, за столиком сидят сестры — изобразить улыбку... Так, хорошо. Еще шаг. Здесь уже улыбка не нужна. Неужели он все еще стоит? Судя по свету, дверь не закрыта. Еще шаг. Так. Навстречу идут два парня. «Привет». Ничего, прозвучало убедительно. Еще немного, вон и моя палата. Сколько до нее шагов?
Когда я дошел до койки, у меня кружилась голова.
Подошла нянечка. Я прикрыл глаза. Что же она еще может сказать, кроме того, что принесла мне палку?.. Слова ее прозвучали тепло:
— Ну, раз уношу костылики, значит, на поправку пошло. Страсть люблю забирать их. Глядишь, не успеем оглянуться — и палочку унесу.
Я не открыл глаз. Она потопталась подле меня, произнесла со вздохом:
— Спит, болезный. Опять прогулял до полуночи... Эх, молодо-зелено... Ну, спи, спи...
«Все. Мосты сожжены, отступать некуда. Думал ли я, что это будет сделано с помощью начальника отделения? Что ж, неплохо, что я нашел в его лице помощника...» Мысли были вялыми, голова кружилась...
Сколько раз впоследствии я с благодарностью вспоминал о том, что этот грубый с виду врач помог мне стать на ноги. Но не так было в те дни. Когда мне становилось невмоготу, я даже старался уверить себя, что он сделал это в наказание, сделал для того, чтобы я не уходил никуда после отбоя.
Долгое время я не мог выйти дальше коридора. Даже спуститься по лестнице к бильярду было для меня трудно. К моему счастью, начались дожди, и никто не выходил на улицу. Не будь их, все бы видели, что я не могу ходить без костылей.
А когда снова выглянуло солнце и нежные паутинки полетели по Раменке, знаменуя приход «бабьего лета», я уже мог совершать прогулки. Однажды, возвращаясь из леса, я встретил Иришку. Она шла под руку с парнем в лейтенантских погонах. Парень был ничего, хорош. Я шагнул в сторону, уступая им дорогу, и, прижимая к груди ветки со спелыми ягодами рябины, поклонился. Она сделала вид, что не знает меня. Я не удержался, чтобы не обернуться им вслед. На ней было знакомое легкое платье. Мне вспомнились ее губы, и я вздохнул. Но ничего не шевельнулось в моей душе, словно я встретился с чужим человеком.
Очевидно, она и была мне чужой. Иначе эта встреча взволновала бы меня так же, как взволновала весть о том, что Володя получил очередной орден. В ответ на мое письмо, в котором я писал, что завидую ему, он шутливо успокаивал меня: «Не журись, придет и твой черед — на наше поколение наград хватит... Это нам с тобой выпала доля бить врага, восстанавливать города и строить твои любимые железные дороги».
Глядя в окно, за которым висела сплошная пелена дождя, я вспоминал друга. И новый прилив энергии заставил меня заняться ногой.