Шрифт:
– Это не наша вина, мой дорогой де Синь, – объяснял ему потом генерал. – Виновата разведка. Кто же мог знать, что немцы строят свои окопы не так, как мы?
Когда французские соединения пошли вперед, неся огромные потери от собственной артиллерии, и наконец добрались до окопов противника, то оказалось, что германские солдаты совсем не дезориентированы и почти не пострадали от артобстрела.
Действительно, укрепления противника были совсем иными, чем у французов. Для французского солдата окоп – это всего лишь временное укрытие, из которого потом можно броситься в атаку. Для германского солдата окоп – целая система.
Многие из германских траншей имели преимущество по глубине, но главное то, что по конструкции они намного превосходили французские. Немцы возводили земляные укрепления со стенами и крышами, целые подземные убежища. Когда французы начали артподготовку, вражеские войска переждали ее в относительной безопасности своих глубоких блиндажей, и когда французские солдаты наконец побежали к окопам, немцы ждали их с только что закупленными новенькими пулеметами, которые буквально косили атакующих.
Наступление Нивеля не прорвало германского фронта. Оно оставило лишь едва заметную вмятину на линии укреплений.
Тем не менее оно произвело сильное впечатление. Только не на германскую армию, а на французскую. В этом-то и состояла трагедия.
Именно эта трагедия стала причиной секретной миссии Роланда де Синя. Ужасной миссии. Он никогда бы и помыслить не мог о том, что ему придется выполнять подобное задание.
Ни союзники, ни враги Франции пока еще не знали, что прямо на Западном фронте в бравой французской армии вспыхнул мятеж.
Если Роланд де Синь в тот июньский день хранил одну тайну, то Марк Бланшар носил в себе целых три. Две из них он узнал неделю назад, и они причиняли ему невыносимые мучения. Этим вечером он собирался поговорить с тетей Элоизой, чтобы помочь себе принять решение. Третья тайна стала ему известна лишь утром.
Совещание было настолько секретным, что его проводили не в одном из правительственных зданий, а в частных апартаментах на обычной жилой улице к северу от бульвара Батиньоль. Присутствовали несколько чиновников, важный строительный подрядчик, итальянский инженер-осветитель по фамилии Джакопоцци и еще с полдюжины людей. Марк не понимал, почему его сюда пригласили: как художника или как коммерсанта? Но в любом случае оказанное доверие льстило.
Они собрались в столовой. Совещание открыл представитель самого премьер-министра:
– Месье, мы собрались здесь в связи с одним чрезвычайно важным проектом, и я вынужден просить вас, чтобы вы никогда и никому не раскрывали детали нашего обсуждения. Над Парижем нависла новая страшная угроза. С ней уже столкнулся Лондон, и со временем она будет только расти. Говорю я, само собой, о бомбардировках с воздуха. – Оратор выдержал эффектную паузу. – За три года с начала войны в ратном деле изменилось многое, но развитие воздушных боев поистине колоссально. Когда мы начинали, у нас было всего несколько аэропланов, в основном для разведывательных целей, и если использовались бомбы, то это были обычно гранаты или адаптированные снаряды, которые пилоты или их помощники бросали рукой из открытых кабин. Однако теперь крупные германские бомбардировщики «гота» поднимают сотни килограммов бомб и могут достигать высоты шесть километров, где нашим истребителям трудно или почти невозможно атаковать их. Мне не нужно объяснять присутствующим высочайшую значимость Парижа – его истории, художественных ценностей и культуры – для Франции и всего мира. Париж должен быть защищен. Но мы не так далеко от германских рубежей. Флотилия бомбардировщиков «гота», совершающая рейды ночь за ночью, может причинить непоправимый ущерб, и давайте не забывать, что в данном случае мы говорим не только о разрывах бомб, но и о пожарах, которые могут последовать за ними. Мы можем стрелять в небо, наши доблестные авиаторы могут преследовать эти бомбардировщики на истребителях, однако весь накопленный на сегодняшний день опыт доказывает, что крупные бомбовые рейды трудно остановить. А раз мы не в силах их остановить, то нужно обмануть их.
– Обмануть?
Марк был озадачен, как, впрочем, и все прочие, кроме итальянца Джакопоцци, который весело ухмылялся. Затем настал черед другого чиновника.
– Ночью авиаторы мало что видят на земле, – обратился он к слушателям, развернув на столе большую карту Парижа. – Но если светит луна, то они могут заметить блеск ее отражения на поверхности реки и часто ориентируются именно таким образом. – Он взял указку и провел ею по карте. – Здесь мы видим Сену. Я прошу вас обратить внимание на участок примерно в пяти километрах к северу от города. Как вы видите, в этом месте Сена делает ряд поворотов, которые очень похожи на ее изгибы в границах Парижа. Также вы можете видеть, что по большей части реку здесь окружают поля. И было бы гораздо лучше, если бы германские бомбы упали сюда, а не на город. И мы намереваемся заставить немцев сделать именно это.
– Заставить? – переспросил Марк, совершенно сбитый с толку.
– Именно так, месье Бланшар, и это очень просто. Париж волшебным образом передвинется. – Он улыбнулся, пока его аудитория ждала продолжения. – Месье, мы собираемся ввести в самом Париже режим полного затемнения по ночам и построим второй Париж – фальшивый, так сказать, – чуть севернее настоящего.
– Вы собираетесь построить фальшивый город? Размером с Париж?
– Достаточно большой, чтобы с высоты шесть тысяч метров его можно было спутать с Парижем. Я говорю о театральной декорации, месье. О потемкинской деревне, только в тысячу раз больше, чем то, что придумали русские.
– А из чего?
– В основном из дерева и крашеной ткани. И из фонарей. – Он кивнул итальянцу. – С помощью месье Джакопоцци будут зажжены тысячи фонарей.
– Там будут скопированы самые большие строения столицы?
– Естественно. Те строения, которые будет искать враг. Которые можно увидеть сверху. Например, вокзал дю-Нор.
– И Эйфелеву башню?
– Да. Это точно собьет их с толку.
– Я могу в точности воспроизвести освещение Эйфелевой башни, – с энтузиазмом заявил Джакопоцци. – Никто не сможет отличить, где настоящая башня, а где муляж. Все будут видеть просто освещенный город.