Шрифт:
«Полковник Кретчмер, пытаясь убедить японцев, сообщил им, что большинство сибирских армий уже переброшены на запад, однако японская армия… не приняла в расчет информацию Кретчмера».
Отт мог лишь ожидать результатов японской мобилизации в надежде, что через два месяца последует-таки нападение на Россию.
Тем временем Одзаки и Мияги сосредоточились на выполнении своей ключевой задачи. Первый должен был составить подробную схему, показывающую множество войск, которые должны быть отправлены в Маньчжурию, и масштаб приготовлений в этой провинции для нападения на Советский Союз. Подробности же мобилизационного плана обеспечивал Мияги с помощью своих субагентов.
Информация поступала к Зорге порциями и, будучи сведена воедино, показывала, что мобилизация «действительно была крупномасштабной». Армейские власти действовали совершенно независимо, и даже сам принц Коноэ был удивлен размахом операции.
Первые отчеты Одзаки были смутны, неясны и преувеличены. «Нетрудно было удостовериться, что солдат посылают и на север, и на юг, но я не смог выяснить, в каких пропорциях. По слухам, что ходят в Осаке, армия закупила холодильники и противомоскитные сетки. Это кажется правдоподобным, и потому я сказал Зорге, что несколько соединений были отправлены на юг».
«На вечеринке с угрем в ресторане Овада в Азабу, Казами сказал, что пять миллионов человек подлежат мобилизации. Я вспомнил, когда передавал это Мияги, что когда в конце июля я встретил Оду, вице-директора «Мицуи Буссан» (хорошо известная торговая компания), я намекнул, что армия собирается воевать где-то на севере. Хотя Ода не опроверг меня в целом, он ответил: «Новости, которые я узнал, показывают, что больше солдат собираются на юг, нежели на север» [104] .
104
Казами был главой секретариата Кабинета в первом кабинете Коноэ и в течение некоторого времени министром юстиции во втором кабинете.
Другие показания Мияги подкрепляли эту точку зрения. В начале августа в радиосообщении, отправленном Клаузеном в Москву, содержались следующие подробности:
«Необычно то, что новобранцев, например, в четырнадцатой дивизии организуют в небольшие группы, некоторым выдана зимняя одежда, а другим — летняя; потом они получают назначения в действующие войска. «Мики» (Киширо), которого призвали, утверждает, что все гарнизонные войска в Японии направлены в соединения, дислоцированные в Азии. Одзаки и Мияги слышали, что большинство будут отправлены на юг Китая из-за грядущих осложнений в японо-американских отношениях. Существует вероятность операций против голландской Восточной Индии. Необходима проверка».
Зорге напряженно занимался созданием общей картины. Мобилизация проходила в две стадии, последняя должна была быть закончена 15 августа. Всего должно быть призвано 1 300 000 человек. К концу июля торговый флот должен был закончить перевозку миллиона тонн грузов для армии.
«Я сам, Одзаки и московский Центр были измучены страхом, что японское правительство пойдет на эту крупномасштабную мобилизацию в качестве свершившегося факта и что сама мобилизация может привести к войне с Советским Союзом. Другой вопрос, который очень занимал нас, это местоназначение мобилизованных дивизий. И здесь Одзаки сделал все, что мог, чтобы выяснить, что происходит».
Вскоре группа заметила, что процесс мобилизации замедлился и явно не будет завершен к 15 августа. Как утверждал Одзаки: «Когда немецкая армия нанесла удар по Смоленску (7 августа) и отношения между Японией и Америкой ухудшились из-за японского вторжения во Французский Индокитай (24 июля), я слышал, что некоторые из тех, кто был согласен со всеобщей мобилизацией в ожидании краха Советов, стали колебаться, стоит ли наносить удар по России».
К середине июля принц Коноэ сформировал свой третий Кабинет, заменив Мацуоку на посту министра иностранных дел более осторожным адмиралом Тойодой. Главной его целью было «найти какое-то решение в вопросе японо-американских отношений», которые достигли кризиса из-за заявления Америки от 26 июля о замораживании японской собственности за рубежом.
С этого момента посол Отт, похоже, отказался от каких-либо надежд на скорое вступление Японии в войну против России, однако его военный атташе полковник Кретчмер по-прежнему оставался оптимистом, а Риббентроп почти ежедневно слал в посольство телеграммы из Берлина. Германия изучала японскую политику и планы, бессознательно следуя в направлении, определенном собственным расследованием Зорге, и находясь под влиянием отдельных разведданных, пропущенных им в германское посольство. Таким образом и сам Зорге мог дополнять и корректировать свои собственные оценки с использованием информации, полученной с германской стороны.
В начале августа Зорге докладывал в Москву, что «Отту приказано представить данные и выводы в отношении того, сможет ли Япония начать активные военные действия в период зимней кампании… Тот факт, что Москву не захватили в прошлое воскресенье, как обещали Осиме высшие германские власти, привел к охлаждению японского энтузиазма. Даже армия чувствует, что советско-германская война превращается в еще один китайский инцидент и что немцы повторяют ошибки, допущенные Японией в Китае…»
Кретчмер сделал последнюю попытку обосновать свой вывод, что Япония вступит в войну 1 сентября, и отбыл в поездку по Маньчжурии. Вернувшись в Токио, он обсудил с Зорге свои впечатления, которые тот и подытожил в радиосообщении, переданным им в Москву: