Шрифт:
— Только в сердцах и умах людей, господин мой.
— А вы поете, потому что должны петь? — спросила Корделия.
Одна из раковин мелодично рассмеялась.
— Разве этого мало?
Корделия покраснела, а Грегори поинтересовался:
— Тогда скажите, почему вы должны петь?
— Потому, — послышался из-под воды более глубокий голос, — что музыку хотим сберечь. Если мы перестанем петь, то она забудется.
— Вы сочиняете новые мелодии, да?
— И новые придумываем, но и старых хватает. Мы стараемся сберечь и простую музыку, и изысканную, и песни с хорошими словами, но более всего бережем мелодии, чтобы Страна Песен не погибла.
— Все дело в поэзии, — добавила другая ракушка. — Ведь хорошая песня начинается с хороших стихов.
— И стихи, и мелодия, — сказала третья, — должны быть одинаково красивы.
— Но если вы все это бережете, — заметил Джеффри, — значит, оно придумано раньше.
— Так и есть, — проговорили две раковинки одновременно, а третья добавила:
— Здесь, на побережье, всегда звучало много красивых звуков, сама природа их источала, пока не прикатились сюда тяжелые камни. С этих пор только мы, ракушки, и храним музыку побережья.
— И музыку народа, — уточнила четвертая раковина.
Грегори перебрался к отцу и тихонько пробормотал:
— Я подумал, что музыки, исходящей от пяти таких крошечных существ, слишком мало, чтобы она огласила всю округу.
— Вряд ли они делают это намеренно, — заметил Род.
— Думаешь, они не ведают, что творят, папа? Ну да. Но их звуки подхватывает вода, и в результате все озеро колеблется. Вот так появляется музыка.
— Ты прав, Грегори, — прозвучал голос Векса. — Эти раковины создают эффект ряби.
— Но если это правда, — сказала Корделия, обратившись к раковинам, — то вы должны сберегать всю музыку.
— Всю хорошую музыку, — уточнила одна ракушка.
— Значит, хорошей рок-музыки не бывает? — с обидой поинтересовалась Корделия.
— Ты про ту музыку, которую принесли камни? — осведомилась одна из ракушек. — Почему же? Случается!
Она еще не успела договорить, а другая ракушка принялась напевать ритмичную басовую партию. Другие ракушки запели на три голоса и принялись повторять припев без слов.
Гэллоуглассы изумленно переглянулись.
— Это очень похоже на ту музыку, которую играли мягкие камешки, — сказал Магнус.
— Та самая музыка и есть, — подхватила Корделия.
И тут одна из ракушек запела приятным тенором:
Будь со мною вновь и вновь, Жизнь моя, моя любовь. По долине над рекой Мы пойдем вдвоем с тобой. Сядем мы на берегу, Поглядим, как на лугу Из прозрачной речки Воду пьют овечки. Устелю твой путь, родная, Лепестками роз, И вовек ты не узнаешь Ни тревог, ни гроз. Подарю кораллов звезды, Слезы янтаря, Только будь со мной навеки Ты, любовь моя!Другая раковина пропела сопрано:
На подарки дорогие Ты не траться зря. Во сто крат даров дороже Мне любовь твоя.— О, как красиво! — вырвалось у Гвен. — То есть… Когда вы поете.
Корделия озадаченно сдвинула брови.
— Мелодия знакомая, а слов я не помню.
— Правильно говоришь, — подтвердила раковина, которая пела баритоном. — Мы сначала услышали мелодию. Потом и слова появились, но только они нам не понравились, вот мы и соединили с этой мелодией другие стихи, которые слышали прежде.
Род нахмурился.
— А я бы не сказал, что мне так уж по сердцу смысл этих стишков.
— Пап, ну тебе обязательно надо все испортить! — обиделась Корделия. — Разве тебе мало того, что отвечает девушка?
— Мне — достаточно, — буркнул Род. — Лишь бы ты это запомнила.
— Это вправду была та самая музыка, которую Векс называл «мягким роком», — сказал Грегори. — Но неужели вам нравится другая, та, которую он называет роком «тяжелым»?
— А почему нет, братец? — спросил Джеффри. — Мне она начинает нравиться, потому что похожа на боевые марши.
Раковины ритмично и быстро захлопали створками и запели:
Лед и печка, свет и мрак Ни за что на свете Не поймут друг друга, как Взрослые и дети! Юность пляшет и поет, Старость горбит плечи. Юность — летняя заря, Старость — зимний вечер.— Минуточку, минуточку! — попытался вмешаться Род, но ракушки не унимались:
Вот тебе моя рука, Впереди — дорога. Старость, до тебя пока Юности далеко!