– А когда я стану большой, ты меня научишь волшебству? Я тоже хочу быть доброй феей. Я хочу всем-всем людям делать добро… Нет, не всем. Нашим мальчишкам я ничего не наколдую. И ты им не колдуй. Они злые. Они со мной не хотят дружить.

– Как скажешь, Лягушонок.

А когда Рита ушла гулять, Пётр сказал Верке:

– Тебя не беспокоит, что Рита живёт в нереальном, сказочном мире, путая вымысел с действительностью?

– Ну и пусть. Реальность слишком страшная. Пусть верит, что есть прекрасные феи, Деды Морозы и добрые волшебники, которые взмахнут рукой, и мир станет прекрасным. Разве это плохо?

– Не знаю. Но мне кажется, что надо всё-таки реально смотреть на вещи.

– Она ещё маленькая. Вот вырастет, и всё встанет на свои места, – отмахнулась Верка.

А однажды, когда Рита с матерью пришли из бани и сидели на кровати, расчёсывая свои волосы, Пётр пришёл с какой-то странной коробкой.

– Ой, девчонки, от ваших кудрей в комнате светлее стало. Вот мне повезло! Сразу два солнца со мной живут!

Рита с Веркой подбежали, обняли его и рассмеялись.

– Петушок, а что это у тебя за коробка? – спросила Рита. – Это волшебный сундук, да? Я знаю, если его откроешь, то оттуда выскочат два молодца одинаковых с лица. Только ты им желания не загадывай. Эти лентяи-неумехи всё тебе испортят.

– Нет, Лягушонок, это намного лучше, чем волшебный сундук. Это аккордеон.

Пётр раскрыл коробку, достал инструмент, растянул меха… И всё пространство убогого барака наполнила волшебная музыка. Рита восторженно наблюдала, как папочкины пальцы быстро перемещаются по клавишам.

– Ну что, споём? – предложил Пётр. – Лягушонок, какие ты песни знаешь?

– Я? Частушки, – с готовностью ответила Рита.

– Начинай.

Заиграла соответствующая музыка, и Рита запела, громко выкрикивая слова:

– Не ходите, девки, замуж, ничего хорошего. Утром встанешь…

– Так. Стоп, – Пётр прекратил играть. – Это плохая частушка. Ты без матерных слов знаешь? Спой какую-нибудь хорошую частушку.

Рита серьёзно задумалась.

– А про любовь можно?

– Можно.

– Давай играй, – велела Рита, встав в позу, и взялась за подол платья, растянув его в стороны.

Пётр натянул меха.

– Мы с милёнком до утра целовались у метра, – звонко запела Рита, притопывая ногами. – Целовались бы ищ-шо, да болит влагалищ-шо! Ух ты, ах ты, все мы космонавты! Э-эх!

Жили они очень хорошо. Верка часто даже задумывалась: «Господи, да за что мне такое счастье?» А Рита колдовала: «По щучьему велению, по моему хотению, пусть папочка Петя-Петушок нас никогда не бросает!»

Единственное, что немного беспокоило Верку, так это то, что Пётр не ходил на работу. Правда, часто он уезжал в командировки иногда на неделю, иногда и больше. И приезжал оттуда с деньгами и с вещами. Часть одежды он оставлял для себя, Верки и Риты. Но большую часть он уносил. У Верки закрадывались нехорошие предчувствия, но она старалась гнать их прочь. Она была счастлива с ним, а это главное.

Однажды она всё-таки не удержалась и спросила:

– Петенька, а откуда все эти вещи?

– Понимаешь, я езжу в другие города и покупаю хорошие вещи на рынках и в комиссионках. А здесь дороже продаю.

У Верки отлегло от сердца.

«Всё хорошо. Всё хорошо!» – счастливо улыбнулась она.

Как-то раз Рита вбежала счастливая в комнату и, захлёбываясь от восторга, радостно сообщила:

– Мамуля, папуля, а со мной теперь мальчишки играют! Мы играемся в собачки! Мальчишки катаются на велосипедах, а я бегаю за ними и лаю. Так весело! Все смеются!

Верка переменилась в лице. Она схватила дочь за плечи и тряхнула.

– Не смей, слышишь, не смей никому позволять смеяться над собой! Запомни: никто никогда не должен помыкать тобой! Запомнила? Никто и никогда!

Рита испуганно смотрела на мать. Такой злой она уже давно её не видела. Рита послушно кивнула головой и поплелась на улицу.

– Почему ты не любишь её? – спросил Пётр.

– С чего ты это взял?

– Я же вижу. Ты с ней чересчур строгая. Нет в тебе любви к ней, нежности.

Верка опустила голову.

– Ты прав. Но я ничего не могу с собой поделать. Часто я не могу её даже видеть. Она не моя… Да нет, родила-то её я. Но всё у неё не моё. Она копия моей свекрови. Те же глаза, брови, рот. Та же царственная осанка. Сама-то вот есть пигалица, в обноски всегда одета, но голову держит и ходит будто королева какая-то. А иногда она как посмотрит на меня своими зелёными глазищами, так будто свекровь меня взглядом полоснёт… И так мне сразу стыдно становится! И так я в эти минуты ненавижу и себя, и её! – Верка поджала задрожавшие губы. – Единственное, что она от меня взяла, так это доверчивость. Она тоже тянется к людям с открытым сердцем и душой. Это очень плохо. Я сама из-за этого свою жизнь загубила… Эх, зря я её родила. Без неё моя жизнь не была бы такой тяжёлой.