захватить нас в центре Земли, сделает невозможным пересечение ее и, таким образом,

сорвет план исследования центральной части.

Это была забота о будущем, не столь уж отдаленном. Нельзя было без крайней

необходимости задерживаться на севере, надо было по возможности убыстрять свое

продвижение.

За пределами карты

В два часа 8 мая мы оставили обжитой лагерь и тронулись на север, в

неизвестность.

Сани были загружены доотказа. Полозья выгибались, все крепления жалобно

скрипели. Сначала мы с минуты на минуту ждали, что какие-нибудь сани не выдержат

нагрузки и рассыплются. Однако дорога попрежнему была хорошей. Сани

потрескивали, скрипели, но держались. Собаки бежали весело. Успеть за ними было

невозможно. Для передышки мы пробовали вставать на полозья. Это не замедляло хода.

И мы, осмелев, взгромоздились на сани — сначала с опаской, а потом уселись плотнее.

Сани выдерживали. Собаки и теперь не замедлили бега, хотя нагрузка на каждую из

них уже приближалась к 50 килограммам.

Мы сравнительно легко продвигались вперед. Посетили по дороге осмотренный

мною 6 мая островок и через несколько часов вступили в область пунктира. Сплошная

линия, хотя и неправильно, но показывавшая на карте очертания берегов, [236]

кончилась. Высоты сразу понизились. Гора, лежавшая напротив мыса Ворошилова,

оказалась последней. На всем видимом пространстве Землю покрывал ледниковый щит.

Весь день мы шли вдоль ледяной стены. Чаще и чаще попадались айсберги.

Сначала они стояли одиночками, потом начали встречаться десятками и, наконец, стали

насчитываться сотнями. По высоте они были небольшими и редко превышали 5—6

метров, зато в поперечнике часто достигали 200 метров. Продвигаться в

непосредственной близости с ледником стало трудно. Часто попадались трещины.

Не теряя из виду ледниковой стены, мы обходили скопления ледяных гор,

занимавших прибрежную полосу шириной от 1 до 3 километров. Дальше в море

тянулась совершенно ровная полоса льдов, а километрах в пяти-восьми к востоку

виднелись значительные торосы.

Лед на земле, лед на море и белесоватое, холодное, тоже кажущееся ледяным,

небо. Настоящая ледяная страна. Часто проглядывало сквозь облака солнце. При его

появлении обрывы ледника и стенки айсбергов светились чудесным нежно-голубым

светом, а на ослепительно белый снег ложились яркосиние тени.

За весь 15-часовой переход встретили только два клочка обнаженной земли:

островок площадью около 3/4 километра да выходивший из-под ледника небольшой

обрыв берега. Оба они были сложены изверженными породами.

В конце перехода приблизились к большой группе очень крупных айсбергов.

Каждый из них поднимался над уровнем морских льдов от 20 до 24 метров. В

поперечнике они не превосходили 200 метров, а длина некоторых достигала 350 — 400

метров. В большинстве они имели совершенно ровную вершину и отвесные стены.

Лишь у отдельных айсбергов поверхность была скошенной, и в профиль они

представляли вытянутый треугольник. Полоса ледяных великанов далеко протянулась в

море. Береговая черта повернула на северо-северо-восток. Впереди лежал какой-то

новый неизвестный мыс.

Наш рабочий день кончился. Остановились на отдых. Пятнадцать часов пути

сказывались. Одолевала усталость. Перед тем как разбить лагерь, решили отдохнуть и

выкурить по трубке. Журавлев решил, что покурить будет приятнее наверху соседнего

айсберга. Он начал карабкаться по откосу, но, не осилив и половины, кубарем скатился

вниз. Охотник сообщил, что недалеко от ледника идет медведь: Забыв об усталости,

бросились в погоню. Зверь заметил нас и пустился наутек. Он ловко взбирался на

обломки айсбергов, оглядывался на нас и быстро скатывался вниз. Мы пустили

вдогонку [237] Ошкуя и Бурого. Скоро потеряли среди айсбергов и собак и медведя.

Бежать было трудно: кругом — мелкие трещины, засыпанные снегом. Журавлев,

увлеченный охотой, убежал вперед и затерялся среди айсбергов. Опасаясь, как бы с ним

чего не случилось, я пошел по следу и только километра через полтора увидел у