подошвы высокого айсберга пустую гильзу и кровь на льду. По другую сторону

айсберга нашел Журавлева, уже наполовину освежевавшего медведя.

Здесь же мы впервые увидели в этом году белую полярную чайку.

Следующий день был неудачным. Лагерь мы покинули около 17 часов, а через 6

часов оказались вновь на том же самом месте. Не продвинулись вперед ни на шаг.

Встреченные препятствия были столь неодолимы, что мы буквально были отброшены

назад.

Широкая полоса айсбергов и большое количество трещин в морском льду вблизи

ледника уводили нас далеко от береговой черты. Нам не хотелось терять ее из виду. Мы

решили попробовать итти по материковому льду. Ну и попробовали...

Уже через полчаса после выхода с бивуака, на пути к ледниковому щиту,

пришлось остановиться и добрый километр пути, шаг за шагом, исследовать шестами.

Трещины здесь попадались то и дело. Правда, они были не широкими. Но кто мог

поручиться, что в одной из них не выкупаешься как следует или не потеряешь сани и

собак.

Ощупывая шестами каждый метр снежного покрова, мы, наконец, дошли до

склона ледника. Подъем на него в намеченном участке не представлял каких-либо

трудностей, и наш. караван вскоре оказался на высоте около 100 метров над уровнем

морских льдов.

Первое время мы уверенно продвигались к северу, пеленгуя линию обрыва

ледника, все время остававшуюся в поле нашего зрения. Потом Журавлев, шедший

некоторое время впереди, начал жаловаться на боль в глазах. Я сменил его. Скоро под

моими санями то и дело начал оседать снег, но я не придал этому особого значения,

сидел на санях, курил и подбадривал собак. Все, казалось, обстояло благополучно, и

можно было лишь радоваться, что нашли такой хороший путь.

Вдруг мои собаки остановились. После окрика они попытались отвернуться в

сторону, а когда я поднял кнут, они повернулись ко мне, вопросительно посмотрели,

наконец, подчинившись новому окрику, рванулись вперед... Послышался глухой шум.

Задок саней на мгновение повис в провале. Оглянувшись, я увидел между своими

санями и следующей упряжкой темную зияющую пропасть. Ширина ее достигала

полугора метров. К счастью, мои собаки, почувствовавшие опасность, [238] успели

проскочить сами и выдернуть сани в тот самый момент, как рушился снежный мост.

Снова началось осторожное прощупывание шестами каждого метра снежного

покрова. Результаты оказались неутешительными. Шесты то и дело пробивали тонкую

корку снега и уходили в пустоту. Местами снежные мосты рушились от одного удара.

Впереди трещин было еще больше, ширина их увеличивалась, и, как правило, они

простирались поперек нашего пути. Дальше к северу склон ледника становился круче,

и трещин там должно было быть не меньше. Стало ясно, что поверхность ледника,

казавшаяся снизу отполированной, жестоко нас обманула. Пути к северу здесь не было.

В глубине Земли ледник поднимался еще метров на сто и выглядел гладким.

Возможно, что там он и был проходимым. Но мы уже не верили в это. Кроме того,

уходя на ледниковый щит в поисках пути к северу, мы неминуемо должны были

потерять из виду берег и его очертания после нашей экспедиции, как и прежде, должны

были остаться загадкой. Оставлять за собой на карте Земли пунктирную линию у нас не

было никакого желания. Надо было вернуться на морской лед и там искать дальнейшего

пути.

Выбраться из густой сети опасных трещин и спуститься с ледника тоже оказалось

не простым делом. Это еще больше укрепило нас в решении искать путь в море между

скоплениями айсбергов, хотя это и не сулило удовольствий.

Около полуночи мы разбили лагерь под той же самой ледяной горой, где ночевали

вчера.

В довершение наших неудач у Журавлева не на шутку разболелись глаза. Были все

признаки заболевания снежной слепотой.

Предстояла неминуемая задержка.

До этого, если не считать моего заболевания в самом начале похода, мы

продвигались и работали без особых помех. Иногда мешавшие нам легкие метели,