поверхности сугробов. Наступил полный штиль.

Вид лагеря почти не изменился. Только с подветренной стороны палатки клином

вытянулся снежный занос да скрылась под большим, рыхлым сугробом половина своры

наших собак.

Я взял карабин и выстрелил в воздух. Сугроб ожил, зашевелился, местами

вспучился и, наконец, на его поверхности, точно цыплята, вылупившиеся из огромного

яйца, показались несколько удивленных собачьих морд.

Псы явно довольны своей уютной постелью. Многие из них, поняв, что тревога

ложная — охоты не предстоит, так и остаются лежать под теплым одеялом. Только

головы торчат над сугробом да глаза блаженно щурятся от яркого света.

На голубом небосводе — ни пятнышка, ни облачка. А на земле — ни звука, ни

шороха. Только на юге все еще курятся метелью вершины гор, отступивших теперь от

береговой черты уже на десятки километров. Косые лучи полуночного солнца бьют

прямо в крутые бока гор. Красные блики играют на синеве обрывов, а снежные вихри

над вершинами то загораются огненно-красным светом, то кажутся клочьями

нежнорозового тумана. Горы похожи на огромные костры, то затухающие, то вновь

вспыхивающие пламенем.

Это на юге. А на севере, за льдами пролива Шокальского, рисуются уступы

острова Октябрьской Революции — берега, уже хорошо знакомые нам. Мы узнаем

здесь отдельные участки, вызывающие воспоминания о прошлогоднем походе. Сейчас

эти берега в тени и выглядят мрачно. Однако мы знаем, что через несколько часов, когда

солнце перекатится на восток, они расцветут голубыми потоками мощных ледопадов и

своим блеском смогут соперничать с красивейшими уголками нашей планеты.

Полуночное солнце, не торопясь, взбирается все выше. Ждем часа наблюдений.

Только что приняты сигналы времени. Хронометры сверены. Теодолит установлен. Все

обещает большую точность наблюдений. Здесь необходимо закрепить съемку

астрономическим пунктом уже по одному тому, что мы, кажется, опять вылезли за

пределы карты Гидрографической экспедиции и должны уточнить свое

местонахождение.

Участок от вскрытых льдов покрыли в три перехода. Путь был сравнительно

легок — без «внеплановых» препятствий. Терраса, на которую выбрались с пловучих

льдов, была очень хорошо выражена и над урезом воды имела низкую, легко [393]

проходимую полосу. Сама терраса, по мере того как мы продвигались вдоль нее к

северу, тоже постепенно понижалась. Прибрежные льды стояли здесь неподвижно. На

втором переходе берег еще больше понизился, появилось много небольших заливов и

лагун. Высокие обрывы коренного берега круто, почти под прямым углом, отвернули на

запад.

Ближайшей целью экспедиции было достижение северной оконечности острова.

По карте Гидрографической экспедиции этой точкой был мыс Давыдова. После двух

хороших переходов он должен был обнаружиться где-то совсем близко. Начиная третий

переход, мы уже в первые часы пути ждали поворота береговой черты на юго-запад.

Однако время проходило, одометры отсчитывали новые и новые километры, а берег все

еще упорно тянулся на северо-запад. По всем признакам, мы прошли мыс Давыдова,

потом пересекли глубокий залив, а северной оконечности острова попрежнему не

видели. Теряясь в догадках, мы без остановки шли 16 часов. Поднялся ветер. Поземка

скоро перешла в метель. Все вокруг запело и загудело. Мы начали терять надежду и на

этот раз добраться до поворотного пункта, хотя, по нашим расчетам, уже почти

вплотную приблизились к курсу кораблей Гидрографической экспедиции 1913 года.

Вдруг берег сделал крутой поворот почти прямо на юг. Цель была достигнута.

Метель и облачность помешали сразу приступить к определению координат этой

точки. Да мы и не спешили. После 16-часового перехода на собаках, да еще в метель,

люди поневоле становятся неторопливыми. Они желают в таких случаях только самого

необходимого — разбить лагерь, устроить и накормить собак, утолить собственный