– Не с ты!
– отчётливо прошипел Бордул, напоминая болотную гадюку.

– Не с я? А с кто?
– падая в собственных глазах, спросил Мольх.

Где-то за одной из маленьких дверей раздался нечеловеческий стон, переходящий в крик и плач, рёв и брань палачей, шипение и спустя несколько секунд вонь палёного мяса ударила сыскарю в ноздри.

– Видишь, что тут делают с теми, кто не хочет признаваться? Но это только разминка! Самых упорных тут ломают так, что стены плачут от жалости, - снова заговорил бритый, стараясь пронзить взглядом допрашиваемого, - Стоять прямо, когда к тебе обращаются!

Мольх покрылся неприятным холодным потом, стараясь сохранить спокойствие. Похмелье также сказывалось. Бордул вернулся за свой стол и заговорил, выпучив глаза:

– Что ты всё протестуешь? Будем работать по-хорошему. Обвинение в покушении на жизнь княжича Кадроша тебе уже предъявлено. Против тебя, - он взял со стола пачку бумаг и потряс ей, - пятьдесят два свидетельства, а хватило бы и одного.

– Обвинение?! Кто его предъявлял? Эти трое с каменными головами, которые без объяснений приволокли меня сюда?

– Молчать! Бумаг при тебе нет, а если и были - тебя это не спасло бы. В общем, у тебя два пути - смерть страшная и лютая, если будешь отпираться, или лёгкая и быстрая, если во всём чистосердечно признаешься и сдашь мне всех остальных шпионов.

– Покушение? На княжича?!
– начал говорить Мольх, - Что за бред? Слушайте, у вас сегодня, видимо, неудачный день! Давайте прекратим этот спектакль, я даю слова графа, что не буду требовать всех вас повесить. Вас просто разжалуют, вкатят по десятку ударов кнутом и отпустят!

– Молчать, гнида!
– стукнул кулаком по столу Бордул, - все вы тут графы да герцоги, как только попадетесь! Ты шпион, подосланный кем-то, чтобы убить княжича. Ты напишешь мне всё и признаешься во всём, бандит!

Буква "г" у Бордула прозвучала фрикативно, как у крестьян с юго-запада Гардарии.

– Не буду клеветать на себя!
– снова ответил Мольх, - А вы чего гэкаете? Деревенский что ли?

– Что-о-о?! Повтори быстро, что ты сказал!
– затрясся как желе от злобы Бордул, угрожающе стал подниматься на руках из-за стола.

– Я спрашиваю, чего гэкаете? Из деревни приехали? Да не шпион я! Это какой-то абсурд! Я - граф! Сыскарь при дворе Его величества короля Ровида.

В следующий момент вскочив и буквально перегнувшись через стол, чего трудно было ожидать от такого грузного человека, Бордул нанёс Мольху сильный удар правой рукой с размаху. Сыскарь отлетел к стене и, ударившись об неё, рухнул на пол.

– Да какой ты сыскарь?! Подлец, ты задумал убить княжича! Если не признаешься, жилы вытяну! Измордую так, что в тебе человека не признают!

– Но я говорю правду! Все обвинения - это провокация!
– закричал Мольх, - И хватит меня бить! С ума что ли все тут посходили?

– Не смей запутывать следствие, шпион! Факты против тебя!
– лупоглазый подошел вплотную к допрашиваемому и ещё раз ударил его ногой в живот. Громилы вопросительно посмотрели на Бордула, ожидая приказаний.

– А ну бегом поднять этого гада!

Громилы подняли хватающего ртом воздух Мольха, как крохотного котёнка, и поставили его на ноги. Тот согнулся в три погибели, схватившись за живот.

– Стоять ровно, когда тебя допрашивают! Сколько, как долго, кто и чем тебя будут бить, тут решаю я! Ещё раз спрашиваю: будешь чистосердечно признаваться?!

– Мне не в чем признаваться, так как я преступления не совершал, - ответил Мольх.
– В ваших же интересах отправить запрос в Киос, вот тогда выяснится, что я не лгу. Я - граф! А бить графа - это...

– Быть может, ты хочешь сказать, что и по голове младшего сына Гинеуса Второго не бил?
– оскалился кромник. И трём стражникам руки ты не сломал. И палец ещё одному не отсёк?! Да по тебе виселица плачет! Это в лучшем случае!
– ударил кулаком по столу Бордул.

– Не помню, как это произошло. Да и не могло такого произойти! Нужен он мне больно!

– Помнишь, не помнишь, а факты - вещь упрямая. Короче, слушай меня внимательно, подданный Ровида, - съязвил кромник, - О свободе можешь забыть раз и навсегда. Её ты не увидишь никогда. Из собственных ребер перо сделаешь и собственной кровью напишешь признание, рано или поздно!

– Нечего мне писать. Я - граф Панкурт Мольх!

– А я тогда лавессидская принцесса! Подскажу, не волнуйся. Ты напишешь всё, что я подскажу, гадина такая!
– скрежетал Бордул, на жестоком лице которого отобразилось нечто смертоносное и жаждущее крови.