Гнитецкий Эмиль, Ковалевич
Шрифт:
– - Что ж, спускайся. Делай всё, что считаешь нужным, но найди способ расколдовать мою дочь!
– смахнул скупую мужскую слезу.
– - Отец, я пойду с Панкуртом!
– неожиданно вставил Кадрош, - Вдруг ему потребуется помощь. Одному опасно ходить по таким местам.
– - Сын, а как же голова? Лекари запретили...
– начал Гинеус.
– - Пустяки, отец, она давно уже меня не беспокоит!
– отмахнулся Кадрош.
Мольх встретился взглядом с княжичем и удовлетворённо кивнул. Молодые люди взяли по факелу, огниву и, осторожно смотря под ноги, начали спускаться по лестнице. Кадрош уже не слышал, как, приобняв Гинеуса, Ровид сказал:
– - В который раз убеждаюсь, что Кадрош - славный парень. Третья попытка удалась! Если Праматерь даст мне возможность увидеть дочь в человеческом облике, я хочу, чтобы её мужем был именно он.
– Кадрош, - обратился к княжичу Мольх, когда они дошли до первого поворота.
– Да, Панкурт.
– Голова болит? Ну... Честно, не знаю, что на меня нашло. Как что-то такое напало, поглотило и руководило всеми моими действиями, - покрутил указательным пальцем у виска, - Я уже и не надеялся, что выживу после всего, что было.
– Уже прошла. Да ладно, граф. Но ты бы видел себя, когда выскочил на сцену и полез на меня. До сих пор поражаюсь, как ты пробился сквозь отборных стражников. Твой случай, того гляди, войдёт в пособия по охране государственных лиц, - рассмеялся.
– Только этого мне не хватало, чтобы на моём примере стражу обучали отражать покушения на князей, - скривился сыскарь.
– Да и забудем об этом. Тебе тоже досталось изрядно. Кстати, смотри, нам, кажется, направо. Сколько же тут крыс! И как только мой нерадивый братец тут шастал?
– Ты кого имеешь в виду?
– спросил Мольх.
– Блоднека, конечно. Но и Сурдан тут любил ошиваться в детстве. Его дед постоянно водил в эти подземелья, что-то показывал, рассказывал. Я потом спрашивал Сурдана, ну, когда он ещё при княжеском дворе был, чему, мол, тебя дед-то учит? А он как из подвала вернётся, глаза огнём горят, щёки красные. Только отмахивался и вечно бормотал себе под нос что-то про террор, массовые казни, пытки. Часто повторял без повода: "Насилие необходимо и полезно!", "Интеллигенция - не цвет народа, а говно". Суровый был дедушка. Шапку вовремя не снимешь, не так поклонишься, - всё, минимум пять десятков ударов плетью назначает и в ссылку на галеры. Если одежда на прислуге неправильно сидела, то её просто гвоздями приколачивали прямо к костям. Но порядок был, этого не отнять. На центральной площади города стояла огромная золотая чаша с водой, и каждый желающий мог напиться. Так вот, она стояла годами, и ни у кого даже мысли не было её украсть!
– А твой отец?
– Не понял. Что отец?
– Он как-то пытался противодействовать этому воспитанию? Всё-таки такие вещи ребёнку рассказывать...
– покачал головой Мольх.
– А, конечно пытался. Но у деда рука была тяжёлая.
За разговорами дошли до следующего поворота, где виднелась тряпка.
– А вот и первый ориентир!
– обрадовался Кадрош, - Ну-ка давай посветим.
– Интересно, откуда эта тряпочка?
– удивлённо спросил Мольх.
– Наверное, стражники повороты метили, - ответил княжич, - Или мой братец.
Факелы выхватили очередной коридор неправильной формы. Всё та же плесень и грибки. Двинулись дальше, отпихивая ногами особо наглых крыс. Кадрош продолжил рассказ:
– Так вот, однажды нашёлся безумец, укравший ту чашу. Его взяли дома с поличным, и чашу там же нашли. Ох, дед лютовал. Приказал поставить большой чан с уксусом, напоить вора каким-то дурманом, чтобы сразу не окочурился. Потом часов десять окуривали его едким дымом, чтобы кожа слезла, и медленно опустили в этот чан. Три дня, говорят, вопил, пока не помер. Дед всё ругался потом, что быстро очень умер. А уж как любил он проверять своих сеньоров! Просто бредил этим!
– И как он их проверял?
– поинтересовался сыщик.
– Всякие ситуации подстраивал и смотрел, как они себя ведут. Если обманывали - казнил немилосердно. Но если выдерживали испытание - обычно больше не приставал. К примеру, попросил в долг у одного сеньора триста монет, а через несколько дней вернул их и положил одну сверху. Через несколько часов прискакал запыхавшийся сеньор в замок и приносит ему эту монетку, мол, вы мне лишнее вернули, князь. Так он похвалил его за честность и триста монет подарил. Тот отказывался, отнекивался, но дед настоял со словами "Ещё раз молодец! Если бы сразу деньги взял - я бы тебе руки-ноги отрубил и на кол посадил". А с пленными, знаешь, что творил?
– Да откуда же?
– усмехнулся Мольх.
– Мне отец рассказывал, что когда какой-нибудь важный гость приезжал погостить, то накрывали на стол на заднем дворе замка, на огороженную площадку выпускали несколько просмоленных человек и поджигали, предварительно оторвав языки, чтобы не кричали. Так и трапезничали, пока пленные живыми факелами бегали. Ставки делали, кто крепче всех окажется и последний перестанет двигаться.
– Да, лютовал твой дед, ничего не скажешь, - подивился сыскарь.